В нынешнем письме моем, как старый любитель древнерусской песни о полку Игореве, я обращаюсь к вам, с вопросом: что такое земля Трояная и тропа Трояня, упоминаемые в той песне?... Вопрос об этих двух историко-географических местностях не новый; но я нахожу его подлежащим новому обсуждение и решению, — и вот по какой причине: в двух новейших изданиях песни о полку Игореве, вышедших в Москве одновременно, 1866 года, и Вельтман, и Тихонравов, хотя различными путями, но заодно, — устраняют из нее славное имя Трояна, при чем уже и земле и тропе Трояновым приходится утратить свое собственное значение и обратиться: по Вельтману — в Краяни, а по Тихонравову — в Бояни.

Имея в виду это двоякое отрицание Троянова имени и прежнее о нем разномыслие, я покорно прошу вас, многоуважаемый граф, предложить на обсуждение Археологического съезда нижеследующее объяснение мое по вышеозначенному вопросу.

У первых издателей Игоревой песни в 1800 году сказано было: четыре раза упоминается в сей песни о Трояне, то есть — тропа Трояня, вечи Траяни, земля Трояня и седьмый век Троянов; но кто сей Троян, догадаться ни почему не возможно (стр. 6). Карамзин, в своей истории, решил это недоумение просто — указанием на Римского императора Трояна, покорителя Дакии. Для многих, в том числе и для меня, это решение казалось верным, и вот как я думал об этом в последнее время.

Был некогда у Киевской Руси свой полный, веками сложившийся, круг — мифических верований, исторических преданий, поэтических сказаний и проч. Из него лишь нечто, отрывочно и случайно, сохранилось в наших древних писаниях, особенно же в песни о полку Игореве, в этом живом и верном отображении того временного человека Южнорусского. К числу сохранившихся в ней глубоко древних остатков принадлежат, мне кажется, и четыре упоминания с именем Трояновым, которые отношу я к тому же роднику своенародных преданий, из которого почерпнуто и Несторово сказание: «Волохом бо, нашедшим на Словены на дунайския седшем в них, насилящим им».

1) Земля Трояня — это древняя Дакия, покоренная Ульпием Трояном в 102 году по Р. X. и обращенная в область Троянову, provincia Trajani. К обитателям этой земли принадлежали и наши Южнорусские Славяне, Угличи и Тиверцы, о них же сказано у Нестора: «седяху по Днестру... приседяху к Дунаеви... Суть грады их и до сего дне». Вот прямые наследники местных преданий о Трояновых делах; а может быть они и сами были их свидетелями и также отбивались от Римского властителя, как в последствии отбивались они от воителей Русских, от Олега вещего и его питомца Игоря. Что же касается до Полян Днепровских, то вся придунайская земля Трояня была близка к их сердцу, как древняя родина их, к которой относились их предания и воспоминания. Там на Дунае хотел водвориться князь их Кий с своим родом, и уже срубил было себе городок Киевец... «Хочю жити в Переяславци на Дунаи, яко то есть среда земли моей», говорит у них Святослав храбрый. Имя Дуная, доныне звучащее в народных песнопениях Руси, часто повторяется в Игоревой песни, например, когда вернувшийся из Половецкого плена князь Игорь едет в Киев, по Боричеву взвозу к святой Богородице Пирогощей: «девици поють на Дунаи, вьються голоси чрез море до Киева». Но там, на Дунае, как и в других южных местах, ознаменованных древними победами Русских князей, простираются уже Половцы поганые, аки пардуше гнездо... Изображая невеселую годину, наставшую на Руси вслед за поражением Игорева войска на реке Каяле, певец Игоря вспоминает о прежних победах Русских князей, в напоминание о них несогласным князьям своего времени. «Встала обида в силах Дажьбожа внука; вступила девою на землю Трояню: всплескала лебедиными крилы на синем море, у Дону плещучи, убуди жирна времена.» Кто эта лебедокрылая, воинственная дева? Вероятно, это наша славянская мифическая дева или девана, соответственная Диане, как замечено в Mater verborum. Она идет от Трояновой земли придунайской, через Синее, то есть, Черное море «еже море словет Руськое», по выражению Нестора, идет на Дон и пробуждает там богатыя времена. Какия? Разумеется те, когда Володимер Мономах пил золотым шеломом Дон, приемше землю их всю, по словам летописи Волынской, когда Мономахов сын, Мстислав великий, загна Половци за Дон и за Волгу.... по словам летописи Киевской.

2) В пояснение тропы Трояневой Карамзин указывал на Сульцерову Via Trajani, и не напрасно. Через Малую Валахию пролегает древняя дорога, от Дуная до Карпатских гор, называемая там дорогою Трояновою, по Румунски — кале-Троян. Она совершенно отвечает собою словам Игоревой песни о Бояне: рища в тропу Трояню чрез поля на Горы. В Бессарабии Трояновыми дорогами и просто Троянами зовутся находящиеся там знаменитые древние валы, неизвестно когда и по чьему велению произведенные. Но их название Трояновыми свидетельствует, как славно и памятно было это имя в странах придунайских, напечатленное там и на других местностях.

3) Были вечи Трояни, минули лета Ярославля. Принимать ли здесь слово вечи за описку, вместо сечи, как полагал Карамзин: тогда эти слова Игоревой песни означают воспоминание о тех победоносных сечах Трояновых, которыми положен был конец придунайскому царству Децебала. Но вернее кажется, что Северно-Русский переписчик Игоревой песни, по своему областному выговору, поставил слово вечи вместо веци (также как и лучи вместо луци): тогда здесь у певца Игорева воспоминаются века, протекшие от покорения Дакии Трояном, которое в бытии того края у его насельников, как видно, считалось достопамятнейшею и роковою эпохою.

4) «На восьмом веце Трояни вьрже Всеслав жребий о девицю себе любу». В объяснение этого трудного к уразумению места, Н. Головин в своих примечаниях (1840 г.), предложил счет веков не в десять десятилетий, а в четыре сорока лет, т. е. во 160, применительно к своенародному господствовавшему счету по четыре и по сороку (стр. 81). По такому неожиданному счету веков, начало седьмого века от покорения Дакии Трояном в 102 году действительно приходится к тому 1063 году, под которым в Несторовой летописи замечено: «Новегород иде Волхов вспять дний пять; се же знаменье не добро бысть, на четвертое бо лето пожже Всеслав град». А под следующим, 1064 годом у Нестора записано: «в сеже лето Всеслав рать почал. В си же времена бысть знаменье на западе: звезда превелика, лучи имуще аки кровави... Се же проявляше не на добро; по сем бо быша усобици многи и нашествие поганых на Руськую землю... Пред сим же временем и солнце пременися», и проч. Видно из этого, что об том времени было поверье, как о времени необычайном. Нет ли других примет и следов такого же летосчисления? А в настоящем случае оно, мне кажется, очевидно. Таким образом, кажется мне, все четыре, упоминания Игоревой песни с именем Трояновым, без противоречия друг другу, идут к славному имени императора Римского, состоя в живой связи и с своенародным преданием Киевской Руси о земле придунайской. Но было и другое воззрение на упоминания Троянова имени в Игоревой песни, что они относятся к Троянам, воспетым Гомером. Это мнение подробно развивал князь П. П. Вяземский, в своих замечаниях, начатых во Временнике 1851 года, но к сожалению, не доведенных до конца Игоревой песни. Признавая в нашем Бояне греческого песнотворца Гомера, он видел в земле Трояни землю Троянскую, в тропе Трояни — возвратный путь Троян, а в вецех Трояних — времена Троянской войны. Неизвестно, как у него объяснен седьмой век Троян; только в предварительном обозрении всей Игоревой песни, об этом месте сказано: «древнее воспоминание об Елене; соединение Всеслава и Париса в одно лицо».

Однако же и после этого озарения Древнерусской песни светом, заемным из сказания всемирного по своей славе, четыре ее упоминания Троянова имени казались все более и более неясными, так что явилось, наконец, отрицание их и замена другими именами.

У Вельтмана, в его новом издании Игоревой песни, земля Трояня заменяется именем Краяны, под которою он разумеет область Тмутараканскую. Там прошла и тропа Краяня, вместо тропы Трояновой. А вместо слов: «были вечи Трояни», о которых Вельтман, в своем прежнем издании (1833 года), объяснил нам, что здесь надо разуметь веци, века, ныне он предполагает: были сечи Краяни, и вот что говорит в объяснение: «ни вечи, ни веци Трояни, как некоторые исправили, здесь неуместны; ибо певец Игоря припоминает о первых междоусобиях и страшных сечах Краянских... Эти сечи были между двумя братьями, когда в 1023—1024 г. Мстислав Тмутороканский поднялся на Ярослава с Козарами и Касогами и примирился на дележе Руси по Днепр. Это был первый выход иноверцев на своих (стр. 47). Зачем же это называть первым, в пользу своего мнения о Тмуторокани? Еще прежде того, в 1019 году «приде Святополк с Печенегы в силе тяжце, и Ярослав собра множество вои, и изиде противу ему на Льто... Бысть сеча зла, якоже не была в Руси».

В словах Игоревой песни: «на седьмом веце Трояни» Вельтман видит ныне слова: за земли Краяни, и относит их не к последующим словам о Всеславе, а к предыдущим: бяше насилие от земли Половецкой». В обяснение этого он говорит, что «все войны Руси с Половцами происходили за Тмуторокань» (стр. 68). Но мне кажется, что это вовсе несогласно с историческою действительностью: многочисленные войны Руси с Половцами происходили за Русскую землю, а не за отдаленную от Киева землицу Тмутороканскую, принадлежавшую к уделу Черниговского княжества. Перед началом того седьмого века Трояня начались войны Руси с Половцами за их насилие Русской земле в 1071 г., когда по словам Нестора: «придоша Половци первое на Русскую землю воевать». Не за Тмуторокань, а из Тмуторокани происходили некоторые из тех войн Руси с Половцами, приводимыми оттуда на Русь ее же князьями. «Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земле сеяше. Ступает в злат стремень в граде Тмуторокани». Только родные внуки того последнего Тмутороканского князя: Игорь и Всеволод Святославичи, в 1185 году, попытались было «поискати града Тьмутороканя»... Но и об том отважном Игоре Новгородском певец его говорит: «наведе своя храбрии полки на землю Половецкую за землю Руськую». А потом, изображая страшную сечу на реке Каяле, он говорить: «ту кроваваго вина не доста; ту пир докончаша храбрии Русичи, сваты попоиша и сами полегоша за землю Руськую».

Покойный Востоков нашел в одном сборнике 16-го века славное имя Трояна в числе языческих богов, наряду с Перуном, Хорсом, Дием, и с толкованием, что «Троян бяше царь в Риме». Вельтман полагает, что составитель того сборника «извлек Бога Трояна из слова о полку Игореве»; но с тем вместе он полагает, что и в самое слово о полку Игореве имя Трояна внесено в том же 16 м веке, когда, говорит, «начались мудрствования толкования и поправки летописей» (стр. X), Но откуда же взялась бы внезапно, на Руси 16 го века, такая слава римского царя Траяна, что его имя поставлено было не только в древнюю песнь о полку Игореве, но и в пантеон языческих кумиров? И вместо какого же имени оно поставлено было в слово о полку Игореве? — вместо Краяны?...

А мне сдается, что это новоизмышленное имя уже в наш 19-й век, во второй половине его, поставлено вместо бывшего издревле имени Трояна.

Совсем иное сделано в издании г. Тихонравова: там, в самом тексте слова о полку Игореве, имя Трояна, во всех четырех местах, переправлено на имя Бояна, и при этом ни слова не сказано, за что оно подверглось такому острацизму.

Из четырех замен его именем Бояна, только о тропе Бояни дано пояснение, довольно правдоподобное, что это — поэтический путь через поля на горы, сизым орлом под облака... Однако и для этого пути находится преграда в самой речи певца Игорева: о Боян.... если бы ты воспел... рища в тропу Бояню? Отделять же эти слова от предыдущих и относить к последующим — несообразно с очевидным смыслом и складом подлинной речи певца Игорева. Но где же и что такое земля Бояня? Этого не объяснено, кажется, в примечаниях издателя. Но в согласие с поэтическою тропою Бояна не предоставлен ли ему в область весь мир поднебесный? Или же поэтическая земля Боянова подразумевается на славном острове Буяне?

Певец Игоря величает своего вдохновителя Бояна Велесовым внуком. По этому величанию, первым издателям Игоревой песни казалось, что Боян «жил до принятия в России христианской веры» (стр. 7). Но Граматин, в своем издании песни (1823 г.), объяснил нам из нее же, что Боян воспевал князей: Ярослава, Мстислава, Романа Святославича, а также и Всеслава Брячиславича, и следовательно он был современником Нестору. Этому справедливому мнению Граматина следует и г. Тихонравов. Но при таком признании, какое же значение имеют у него слова: были вечи Бояни — Бояновы века? Как понимать нам слова: на седьмом веце Бояни, относящияся к 60 годам одиннадцатого столетия? Нельзя же, в объяснение их, предположить для нашего песнотворца старого времени долголетие праотцев допотопных: но нельзя согласиться и на те коротенькие, семилетние века, какие предлагал г. Дубенский в своем издании (1844 г.), ссылаясь на ветхозаветные седмины Данииловы и признавая мнение Полевого, что под именем Трояна надо разуметь не Римского императора, а нашего Русского великого князя, Владимира первого (стр. 186). Последовав такому мнению, Дубенский в своих отметках (1855 г.), говорил о Трояновой земле, что это Русская земля, названная Трояновою, по видимому, в том отношении, что досталась по смерти Святослава первого троим братьям! Но довольно. Имея в виду вышеприведенное разномыслие и разноречие об имени Трояновом, невольно спрашиваешь: что же, наконец, значат: земля Трояна и тропа Трояня, упоминаемые в древнерусской песни о полку Игореве?

12 февраля, 1869 года.

¹Письмо это было читано 18-го марта 1869 года в заседании первого Археологического съезда в Москве, в трудах которого и напечатано (т. I, стр. CXXVIII—CXXXII).