Смирнов Б.Л. Учителя России

1 Ранее опубликовано: В. А. Кожевников, с. 317-318; Соловьев. Письма. II, 345. Печатается по тексту первой публикации. Датируется на основании письма Н. Ф. Федорова Н. П. Петерсону от 12 января 1882.
Подлинники этого и следующего писем хранились вместе с бумагами Н. Ф. Федорова у В. А. Кожевникова и, по всей видимости, утрачены вместе с его архивом.
Письмо написано В. С. Соловьевым двумя днями спустя после прочтения рукописи Н. Ф. Федорова, содержавшей изложение учения "всеобщего дела". Об обстоятельствах знакомства философа с идеями Федорова см. примеч. 175 к "Статьям и заметкам о Ф. М. Достоевском, Л. Н. Толстом, В. С. Соловьеве".
2 Ранее опубликовано: В. А. Кожевников, с. 318-319; Соловьев. Письма. II, 346-347. Печатается по тексту первой публикации.
Данное письмо должно быть датировано июнем-июлем 1882 г. В тексте настоящего издания указана датировка: "июль - начало августа", однако в процессе подготовки комментария она была уточнена.
Аргументы датировки таковы:
Письмо написано летом. На это указывают начальная фраза: "Приятель мой Цертелев еще в мае уехал в Петербург", выраженное в письме намерение повидаться с Н. Ф. Федоровым в Керенске, где мыслитель всегда проводил часть летнего отпуска (или даже весь отпуск), а также финальная фраза: "...хорошо бы приготовить к осени в литографию".
Письмо должно быть датировано 1882 годом. Это год первого, и наибольшего, сближения Соловьева и Федорова. Обращение "дорогой учитель", отсылающее к первому, январскому, письму Соловьева, характерно именно для этого времени. С 1883 г. в отношении Н. Ф. Федорова к В. С. Соловьеву наступает некоторое охлаждение и разочарование: он постепенно утрачивает надежду на то, что Соловьев публично выступит с изложением идей "всеобщего дела", негативно воспринимает католические симпатии философа. Это охлаждение не мог не чувствовать Соловьев, и вряд ли в это время его отношение к критиковавшему его мыслителю было столь же теплым, как в первый год их общения.
Кроме того, собственно философская часть данного письма, а именно мысли о значении Церкви как пути к осуществлению Царствия Небесного, также позволяет отнести его к 1882 г. Содержание письма прямо перекликается со статьей В. С. Соловьева "О Церкви и расколе", напечатанной осенью 1882 г. в № 38 газеты "Русь", и в нем можно видеть зарождение идей, развитых сначала в этой статье, а затем и в других работах теократического периода творчества Соловьева (см. примеч. 5).
Далее возникает вопрос, когда, в каком месяце лета было написано письмо Соловьева и где и когда его получил Федоров.
Во-первых, письмо В. С. Соловьева, по всей видимости, адресовано в Керенск. Там Н. Ф. Федоров находился со второй половины апреля 1882 г. Свидетельство на проезд "в разные города Российской империи" было выдано ему сроком на два месяца, и следовательно, официально он должен был вернуться в Москву в середине июня. Однако 16 мая 1882 г. Федоров пишет А. Е. Викторову, сообщая, что никак не может приехать раньше начала июня, и спрашивает, нужно ли вообще возвращаться к этому времени (15 июня Музеи уже закрывались на лето). Следует предположить, что согласие на продление отпуска Н. Ф. Федорову было дано и июнь он провел в Керенске, а вернулся в Москву лишь в первой половине июля (16 июля в конторе Музеев на его имя было выписано обычное свидетельство для проезда "в разные города Российской империи" сроком по 15 августа // Архив РГБ, оп. 126, д. 53, л. 43).
После получения свидетельства Н. Ф. Федоров, по всей видимости, вновь уже не поехал в Керенск. На это указывают несколько фактов. Во-первых, в письме Н. Ф. Федорову от 1 сентября 1882 г. Н. П. Петерсон сообщает об опубликовании его братом, Г. П. Петерсоном, в "Пензенских губернских ведомостях" "Исторического очерка Керенского края". Начата была эта публикация 9 июля, окончена - 21 августа. Если бы Н. Ф. Федоров во второй половине июля - начале августа был в Керенске, он несомненно следил бы за этой публикацией и сообщать ему о ней не было бы необходимости. Во-вторых, 20 июля Н. П. Петерсон отправил Л. Н. Толстому свою статью, излагавшую ряд воззрений Н. Ф. Федорова на искусство (см. примеч. 9 к разделу "Приложения" "Вокруг Федорова"), а подобные шаги он обычно делал самостоятельно, в отсутствие мыслителя; о самой же статье сообщил Федорову какое-то время спустя, по всей видимости, уже в августе (в том же письме от 1 сентября он отвечает на вопрос Федорова относительно содержания этой статьи).
Вопрос о том, где провел Н. Ф. Федоров вторую половину июля - первую половину августа 1882 г., остается открытым. Возможно, он находился в Москве, а может быть, жил какое-то время у Д. П. Лебедева - в дер. Егольники Рязанской губернии.
Итак, Н. Ф. Федоров находился в Керенске с середины апреля по первую половину июля 1882 г. Скорее всего, именно в июне - начале июля в Керенске он и получил письмо Соловьева, с которым, как следует из данного письма, они договорились, что Владимир Сергеевич навестит его летом в Керенске, посетив кн. Д. Н. Цертелева (см. примеч. 3). Хотя в принципе не исключено, что письмо было послано Соловьевым и позднее начала июля, когда Н. Ф. Федоров уже вернулся в Москву, - в таком случае мыслителю мог его переслать Н. П. Петерсон.
3 В. С. Соловьев собирался навестить Н. Ф. Федорова в Керенске во время своей поездки к кн. Д. Н. Цертелеву в его имение в с. Липяги Тамбовской губ., находившееся всего в 30 км от Керенска.
4 Слова "это Ваша собственная мысль" отсутствуют в публикации данного письма в собрании "Писем" В. С. Соловьева. Поскольку в этом собрании письмо печаталось по его публикации в книге В. А. Кожевникова, следует предположить, что пропуск этих слов -ошибка при перепечатке или при наборе, оставшаяся незамеченной. Выпущены в издании Э. Л. Радлова и примечания Н. Ф. Федорова на тексте письма Соловьева.
5 Данный тезис находит целый ряд соответствий в работах В. С. Соловьева конца 1882-1887 гг. Представление о Церкви как о воспитательнице и водительнице человечества (не совершенного ни физически, ни духовно) к Царствию Божию, к полноте благобытия положено в основу главы "О Церкви" книги "Религиозные основы жизни" (1882-1884), оно же присутствует в работе "История и будущность теократии" (1885-1887). Ср. рассуждения В. С. Соловьева в данном письме с соответствующими местами работы "Великий спор и христианская политика": "Божественное начало Церкви должно не только пребывать и сохраняться в мире, но и править миром. Церковь, будучи неподвижной и неизменной святыней, должна быть вместе с тем и деятельной властью. Эта духовная власть Церкви руководит человечеством и ведет мир к его цели, т. е. к соединению всех в одно богочеловеческое тело, в котором все - силы творения деятельно воплощают в себе единое Божество. [...]
Пока эта цель не достигнута и Бог не есть все во всех, дотоле необходимы и особая святыня Церкви (особые священные формы и формулы, в которые облекается божественное начало), и особая духовная власть, направляющая мир к его цели. Пока все человечество не возродилось духовно и не достигло полноты возраста Христова, оно нуждается в постоянном руководстве и управлении. В данном состоянии мира для совершения дела Божия недостаточно одних свободных сил человечества, но нужна еще вдохновляемая свыше власть, объединяющая эти человеческие силы и направляющая их действие к общей цели" (Соловьев. 4, 46-47).
6 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 81.
Адольф Петрович Бушера (1832-1911) - сослуживец Н. Ф. Федорова. Как следует из его личного дела, хранящегося в Архиве РГБ (оп. 126, д. 9), А. П. Бушера был иностранного происхождения. По окончании 3 й Московской гимназии, в 1851 г. был принят в число студентов Московского университета; учился на отделении естественных наук физико-математического факультета, которое и окончил в 1855 г. С 1857 служил бухгалтером типографии Московского университета, а 26 декабря 1862 г. занял должность смотрителя Московского Публичного и Румянцевского музеев, параллельно заведуя канцелярией. В августе 1871 г. библиотекарь Музеев Е. Ф. Корш обратился к В. А. Дашкову с ходатайством о назначении А. П. Бушера помощником библиотекаря, указывая на то, что Адольф Петрович обладает всеми качествами, необходимыми для замещения этой должности: он великолепно образован, начитан, владеет основными иностранными языками (латинским, французским, итальянским, испанским, немецким и английским). Директор одобрил рекомендацию Е. Ф. Корша, и уже с 1 сентября 1871 г. А. П. Бушера работал в библиотеке Музеев, не оставляя при этом и прежней должности смотрителя. Он проделал колоссальный труд по отбору дублетных изданий, как русских, так и иноязычных, составил и издал их каталоги. Однако в конце 1881 г. вновь вернулся в канцелярию Музеев на должность секретаря (при этом должность смотрителя за ним сохранилась) и проработал в ней до своего ухода со службы в связи с болезнью (1 апреля 1911). В течение ряда лет А. П. Бушера исполнял также функции казначея Музеев.
В 1871 г. А. П. Бушера принял российское подданство, а в декабре 1886 г. перешел в православие (ранее он был в лоне католической церкви), - при этом ему было наречено имя "Иосиф"; так что в официальных документах и Отчетах Музеев начиная с 1886 г. он именуется "Иосиф Петрович Бушера" (ср. также его подпись под коллективным письмом Н. Ф. Федорову от сотрудников Румянцевского музея - Т. IV наст. изд., с. 644).
Публикуемое письмо А. П. Бушера отправил Н. Ф. Федорову в Керенск, где тот по обыкновению проводил летний отпуск, работая вместе с Н. П. Петерсоном над изложением своего учения.
7 Речь идет об Н. И. Боборыкине (см. примеч. 2 к письму 118).
8 См. примеч. 9.
9 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 90, лл. 1-2 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 19).
Дмитрий Петрович Лебедев (1851-1891) - историк-архивист, друг и сослуживец Н. Ф. Федорова. Родом из Рязани, где закончил гимназию с золотой медалью. Окончив в 1874 г. историко-филологический факультет Московского университета, в течение трех лет служил учителем русского языка в Иваново-Вознесенском реальном училище. В 1878 г. поступил в Петербургский археологический институт, где получил второе гуманитарное образование. В 1880 г. началась его служба в Московском Публичном и Румянцевском музеях сначала в должности помощника хранителя отделения рукописей и славянских старопечатных книг, а затем, после кончины А. Е. Викторова, - хранителем отделения (с августа 1883 г.).
Во время своей работы в Музеях Д. П. Лебедев составлял ежегодные отчеты по рукописному отделению Музеев, составил опись "Собрания историко-юридических актов И. Д. Беляева", изданную в 1881 г. к 50-летнему юбилею Румянцевского музея; много сил и труда посвятил разбору материалов, оставшихся после А. Е. Викторова, подготовив к печати предпринятую ученым "Опись рукописных собраний в книгохранилищах северной России" (издана в 1890 г.).
Своим самоотверженным, не знающим отдыха служением в Музеях Д. П. Лебедев был под стать Федорову: "Мягкий, тихий, в высшей степени деликатный, скромный по натуре, всегда готовый к услугам другим, он приобрел любовь всех служащих в музее. [...] Дела рукописного отделения были ему не менее близки и дороги, чем дела его родной семьи. [...] Он занимался делами отделения рукописей и старопечатных книг со всею любовью, не ограничиваясь временем обязательных часов, с 11 ти до 3 х. Он весь, всею душою отдавался тому кропотливому делу, которое ни для кого не видно, которое не дает ни славы, ни богатства, а только облегчает другим их ученые исследования. "Никак не справиться со всеми делами в будни, да отчего не поработать и в праздник?" - говаривал он, когда бывало его станут убеждать не утомлять себя так работою. Музейским же делом занимался он и вечером, придя домой" (Е. С. Некрасова. Дмитрий Петрович Лебедев // Русская старина, 1892, № 7, с. 218).
По-видимому, после умершего А. Е. Викторова, Д. П. Лебедев стал для Федорова наиболее близким и дорогим человеком среди его сослуживцев. Мыслитель приезжал к Лебедеву в дер. Егольники Рязанской губернии, где тот с семьей проводил лето (в Егольниках у его жены М. С. Лебедевой был собственный дом). О "многолетней дружбе" Федорова с Д. П. Лебедевым пишет В. А. Кожевников; он же коротко указывает и на влияние, которое оказал Н. Ф. Федоров на своего младшего друга, ориентировав его на изучение истории Рязанского края (см.: В. А. Кожевников, с. 18). Вскоре после создания в июле 1884 г. Рязанской ученой архивной комиссии Д. П. Лебедев стал одним из активных ее членов (с 28 октября 1884 г.).
Напряженные занятия в отделении рукописей и славянских старопечатных книг ("работал днем, работал ночью, в будни, в праздники, зимой и летом" // Русская старина, 1892, № 7, с. 223) подорвали здоровье Д. П. Лебедева. 9 августа 1889 г. он подает в канцелярию Музеев прошение об отпуске "по болезни", прилагая к нему заключение лечащего врача. Спустя полгода, в апреле 1890, следует новое ходатайство, 4 сентября - новое (см.: Архив РГБ, оп. 126, д. 32, лл. 56-58, 60 (Личное дело Д. П. Лебедева)). Возвращаясь из этих вынужденных отпусков, Дмитрий Петрович продолжает работать, буквально из последних сил. Однако болезнь стремительно прогрессирует. 20 августа 1891 г. появляется последнее прошение об отпуске на шесть недель, ему сопутствует медицинская справка: Д. П. Лебедев "страдает расстройством нервной системы и не может вернуться в срок к исполнению своих обязанностей" (там же, лл. 61-62). Затем последовал диагноз: "прогрессивный паралич". Вернуться после осеннего отпуска в Музеи Лебедев уже не смог. 8 декабря 1891 г. он скончался.
В уже цитировавшейся выше статье-некрологе Е. С. Некрасова так описывала прощание с Д. П. Лебедевым на вокзале (гроб с его телом перевозили на родину, в Рязанскую губернию): "Его спокойное, бледное лицо в гробу, с неподвижно-скрещенными на груди руками, и молодая жена, коленопреклоненная со свечою в руках у изголовья гроба, и рядом с ней три крошечные детские ручонки с поднятыми вверх восковыми свечами ... являются олицетворением жизненной трагедии, которая трудно, да и едва ли когда забывается. [...]
За гробом не тянулся кортеж экипажей и не много было провожатых, только те, кто случайно узнал о похоронах. Не было ни публикаций в газетах, ни отдельных приглашений. Дмитрий Петрович и уходил в вечное жилище так же скромно и тихо, как жил и трудился. И слава ему, скромному и верному себе до конца труженику!" ("Русская старина", 1892, №7, с. 224).
Письмо Д. П. Лебедева Н. Ф. Федорову написано из дер. Егольники Пронского уезда Рязанской губ. - в середине июня, получив в канцелярии Музеев на себя, жену и малолетнего сына свидетельство для свободного проезда "во все города Российской империи" (Архив РГБ, оп. 126, д. 32, л. 34), он уехал туда на лето вместе с семьей. Н. Ф. Федоров ехал вместе с ним до Рязани, откуда через сутки отправился в Керенск к Н. П. Петерсону: именно в Керенск и адресовано данное письмо.
10 Неустановленное лицо. Возможна и другая расшифровка: Ванички. В этом случае речь, по всей видимости, идет об Иване Петровиче Лебедеве, брате Д. П. Лебедева, служившем и жившем в Рязани. Упомянутые выше письма Н. Ф. Федорова к Д. П. Лебедеву не разысканы.
11 Дмитрий Лебедев-сын - второй сын Д. П. Лебедева, родившийся 13 июля 1884 г. Жена - М. С. Лебедева (см. о ней примеч. 44). Костя - первенец Д. П. Лебедева, родился 14 сентября 1881 г. (Личное дело Д. П. Лебедева//Архив РГБ, оп. 126, д. 32, л. 41). Аграфена Тихоновна Протопопова - теща Д. П. Лебедева. Ниже Д. П. Лебедев упоминает своего брата И. П. Лебедева.
12 Речь идет о Ф. И. Буслаеве. С Ф. И. Буслаевым Д. П. Лебедев был знаком еще со времен своей учебы в Московском университете (Буслаев был его учителем). Ответное письмо Д. П. Лебедева Ф. И. Буслаеву см. в наст. томе. О взаимоотношениях Ф. И. Буслаева с Н. Ф. Федоровым см. примеч. 2 к письму 43.
13 В указанном Д. П. Лебедевым номере "Правительственного вестника" от 10(22) июня 1884 г. было напечатано сообщение о докладе, который Ф. И. Буслаев сделал 31 мая того же года в Императорском обществе любителей древней письменности. Доклад был посвящен состоявшемуся незадолго до этого торжественному поднесению последнего труда Ф. И. Буслаева "Свод изображений из Лицевых Апокалипсисов по русским рукописям с XVI го в. по XIX" императору Николаю II и императрице Александре Федоровне.
14 Впервые письмо А. А. Фета к Н. Ф. Федорову было опубликовано В. А. Кожевниковым, поместившим его в приложении к своей книге "Николай Федорович Федоров" (с. 319-320). В подстрочном примечании к данному письму В. А. Кожевников указал: "Неизданное; передано в мое распоряжение Н. Ф. Федоровым; подлинник находится у меня" (там же, с. 319). Имевшийся у Кожевникова подлинник письма был утрачен вместе с его архивом.
В личном фонде А. А. Фета в ОР РГБ хранится копия данного письма, выполненная рукой Н. П. Петерсона (ОР РГБ, ф. 315, к. 4, ед. хр. 40, л. 2-2 об.).
В настоящем издании письмо А. А. Фета печатается по первой публикации с учетом рукописной копии.
С Н. Ф. Федоровым Афанасий Афанасьевич Фет (1820-1892) познакомился вскоре после своего переезда в 1881 г, в Москву. По всей вероятности, их знакомство произошло при непосредственном участии Л. Н. Толстого, который переселился в старую столицу осенью того же года и тогда же сошелся с Федоровым (в "Письме к издателю "Русского Архива". По поводу отзыва Ф. М. Достоевского о Н. Ф. Федорове" Н. П. Петерсон сообщает, что с Фетом Н. Ф. Федоров познакомился в доме Толстого (см.: "Русский архив", 1904, №5-6, с. 301)).
Контакты философа и поэта были наиболее интенсивными в начале 1880 х годов, в пору наибольшего сближения Федорова с Толстым (в печатаемом письме Фет вспоминает "дружелюбные" беседы всех троих в московском доме Толстого в Хамовниках). Но и позднее, когда идейные взаимоотношения Федорова и Толстого резко обострились и Н. Ф. Федоров практически перестал бывать в доме Толстых, А. А. Фет общался с мыслителем в библиотеке Московского Публичного и Румянцевского музеев. В 1880 х годах он активно занимался переводами римских классиков и потому периодически там появлялся.
Одним из немногих источников к теме "Н. Ф. Федоров и А. А. Фет" являются воспоминания И. М. Ивакина. В 1887 г. Ивакин помогал Фету в редактировании ранее сделанного поэтом перевода "Элегий" Проперция и часто бывал в его доме. Фрагмент воспоминаний Ивакина, относящийся к этому сюжету, опубликован Т. Г. Никифоровой: "Октябрь", 1996, № 9, с. 148-157. Из него мы, в частности, узнаем о посещении Фетом библиотеки Румянцевского музея в январе 1888 г. В публикуемых в Т. IV наст. изд. фрагментах воспоминаний упоминается, что в том же году Н. Ф. Федоров, стремясь помочь Н. П. Петерсону, срочно нуждавшемуся в деньгах для уплаты задолженности за дом, просил И. М. Ивакина "побывать" у Фета и рассказать о беде Петерсона, в надежде, что поэт откликнется и поможет необходимой суммой.
Интересно сравнить приведенные И. М. Ивакиным высказывания А. А. Фета о Толстом с мнениями о нем Н. Ф. Федорова, которые подробно записывались мемуаристом. Из свидетельств Ивакина следует, что Фет, так же, как и Федоров, считая Толстого великим художником, критически оценивал его религиозное учение и не соглашался с толстовским толкованием христианства: "...он заговорил про Л<ьва> Н<иколаеви>ча: у него пропасть таланта, художественного ума, но теперешнее его дело - пустяк, потому что определенного-то нет ничего. - "Если бы он говорил, что есть слоны, что они живут на луне, да прибавил бы, что я так верю, и толковать бы не об чем. А то... определенного-то нет. Ему пишут из Америки, что если он хочет, чтобы составилась секта, исповедующая его учение, пусть пришлет суть своего учения, так чтобы все это не превышало трех столбцов, они напечатают в миллионе экземпляров и распространят - а он не может! Владимир Соловьев - это, я понимаю, христианин. Он говорит, что без веры в воплощение и искупление нет христианства. Это - определенно. А мораль христианская и вся-то пятачка не стоит! Кто-то наследит землю в заповедях блаженства - какую землю, где, не сказано, а толковать можно разно. Одни говорят, что землю это значит землю в Астраханской губернии, другие говорят - землю это значит никакой земли... Словом, это все слова, допускающие противоположные толкования. Да и в древности кто не знал всего этого? Буддисты, например, знали. А определенное в христианстве это - воплощение и искупление. Это я понимаю, а это-то все и отрицает Л<ев> Н<иколаеви>ч!"" ("Октябрь", 1996, № 9, с. 149).
А. А. Фет принадлежал к числу тех лиц из окружения Н. Ф. Федорова, которые были знакомы с его идеями. В заметке "Небольшой эпизод в истории Москвы 1892 г. или колоссальный проект" Н. Ф. Федоров указывает на то, что А. А. Фет "принимал некоторое участие" (правда "непрямо") в учении о воскрешении, однако что именно имеется в виду - знакомство с учением или его распространение, установить трудно, не имея дополнительных данных.
Вопрос о том, насколько понимал и принимал Фет идеи Федорова, остается открытым. С одной стороны, в печатаемом письме он выражает свое восхищение "духовным капиталом" мыслителя. С другой стороны, по своему мировоззрению Фет был близок Шопенгауэру и именно с немецким мыслителем ощущал глубокое идейное и духовное родство.
В стихах позднего Фета есть интонации, роднящие его с Федоровым. Тема хрупкости человеческого существования, безжалостности уходящего времени, в котором исчезают лица, события, судьбы; образ смерти, неумолимо стоящей перед человеком - всем этим напоена фетовская поэзия 1881-1892 гг. Однако путь преодоления трагизма смертного бытия у Фета достаточно традиционен: смирение ("Учись у них - у дуба, у березы...") или, напротив, стоицизм ("Смерти" ("Я в жизни обмирал и чувство это знаю...")). Свобода от природной необходимости обретается в мечтах ("Все, все мое, что есть и прежде было...") и в творчестве ("Одним толчком согнать ладью живую..."), но это творчество лишь второй, совершенной реальности, не соприкасающейся с действительной жизнью, в которой так же, как и прежде, царствуют болезни, старость, смерть.
Примечательно, что в личном фонде А. А. Фета в ОР РГБ хранится черновик одной из трех проповедей Н. Ф. Федорова, написанных им в Воронеже в 1898 г. (через 6 лет после смерти поэта), а именно: "Беседа в храме кадетского корпуса по поводу циркуляра 12 августа о сокращении вооружений". Возможно, он оказался среди бумаг Фета через посредство Н. Н. Черногубова, занимавшегося наследием поэта и общавшегося с Федоровым в последние годы его жизни.
15 Расшифровка Н. П. Петерсона: "Хороший".
16 Екатерина Владимировна Федорова (в замужестве - Кудрявцева) - секретарь А. А. Фета в 1886-1892 гг.
17 Печатается по: ОР РГБ, ф. 315 (А. А. Фет), к. 4, ед. хр. 40, л. 1.
Письмо написано рукой неустановленного лица (предположительно - рукой Е. В. Федоровой), по всей видимости, под диктовку. Подпись и приписка на тексте письма принадлежат самому Фету.
18 Письмо написано за полтора месяца до кончины поэта, последовавшей 21 ноября 1892 г. По всей видимости, Н. Ф. Федоров выдал А. А. Фету книги на дом, что в Музее делалось лишь в самых редких, исключительных случаях (регулярно такой привилегией пользовался лишь Л. Н. Толстой).
19 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 79 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 1).
О Ю. П. Бартеневе и его взаимоотношениях с Н. Ф. Федоровым см. примеч. 3 к письму 97.
Поводом к данному письму послужили следующие обстоятельства.
В сентябре 1892 г. Ю. П. Бартеневым была написана для журнала "Русский архив" статья "Святой Сергий Радонежский", приуроченная к 500-летнему юбилею кончины преподобного. Написать эту статью Юрий Петрович решил после того, как его отец, П. И. Бартенев, отклонил статью о преп. Сергии, представленную в журнал в августе Н. Ф. Федоровым. 21 августа 1892 г., находясь в своем имении в с. Звягино, Юрий Петрович писал отцу: "Неужели ничего не будет в 9 № по поводу юбилея Сергия? По-моему, это было бы непозволительно. Если нет ничего, то напиши заметку о житии Св. Сергия, составленном Екатериной II, а пройти молчанием это событие значило бы совсем оказаться несостоятельными" (РГАЛИ, ф. 46, оп. 1, ед. хр. 584, лл. 308 об. - 309). Приехав в Москву 11 сентября и получив на руки сентябрьский номер журнала, на следующий же день он делился впечатлениями с отцом: "О Сергии жидковато. Напрасно отказался поместить статью Николая Федоровича. Пусть ты и прав, но все же лучше бороться с ветряными мельницами, чем кланяться золотому тельцу" (там же, л. 345).
Составляя свою статью, Ю. П. Бартенев опирался на заметки Н. Ф. Федорова о преп. Сергии Радонежском, вкрапляя в свой текст как целые фразы, так и отдельные федоровские обороты и выражения. От Федорова шла и основная идея статьи: Ю. П. Бартенев утверждал значение преп. Сергия как сугубого почитателя Пресвятой Троицы, видевшего в Триедином Боге образец для человеческого общежития: для Сергия "и для народа, - заключал он, - догмат Троицы не является непостижимым, а потому не оказывающим воздействия на жизнь, но имеет практическое, живое значение в противоположность отвлеченному [Богу ислама], имеет значение заповеди, "зерцала", которое необходимо иметь перед глазами для праведной жизни. Вот почему во главу своего дела, т. е. собирания и освобождения под руководством Москвы земли Русской, Сергий положил собственноручное сооружение храма Св. Троицы: ибо в Троице "нераздельной" осуждаются усобицы и требуется собирание, а в Троице "неслиянной" осуждается иго и требуется освобождение" ("Русский архив", 1892, № 10, с. 233).
Стремясь представить тот исторический и духовный контекст, в котором формировалась личность подвижника, вызревало его исповедание Пресв. Троицы, Ю. П. Бартенев подробно останавливался как на внутренних усобицах Московского царства, так и на борьбе Руси с внешними врагами, с татаро-монголами. Указывал на неуклонное ослабление Византии, на усиление мусульманства. При этом борьбу магометанства с христианством он представлял, вслед за Федоровым, как столкновение двух противоположных идеалов миро- и жизнеустроения: идеала безусловного подчинения, господства, розни и идеала родственной любви, многоединства.
После выхода в свет 10 номера журнала "Русский архив", где была напечатана статья Ю. П. Бартенева, в газете "Московские ведомости" под рубрикой "Дневник печати" появилась заметка: "Сергий Преподобный и Троица" (24 октября 1892, № 295). Ее автор, соглашаясь с важностью темы статьи, указывал на натянутость некоторых рассуждений Бартенева, особенно в той ее части, где речь шла о причинах "подчеркнутого почитания" Св. Троицы преп. Сергием (в качестве примера был приведен процитированный выше фрагмент, фактически представлявший собой несколько переиначенный текст самого Федорова). "Особенно ложно предположение автора, - подчеркивал далее рецензент, - будто бы "непостижимая" вера "не оказывает воздействия на жизнь". Из-за этой ошибки автор хочет веру Св. Сергия вогнать в рассуждение. Конечно, ничего подобного не было. Но важен и справедлив факт, - тут рецензент на стороне Бартенева, - что именно против "Аллаха" должен был с особенною ясностью выдвинуться догмат Св. Троицы. Не политические соображения вызывали это, а наоборот, чувство веры приводило к участию в судьбах православной страны".
По всей видимости, выход рецензии "Московских ведомостей" болезненно воздействовал на Федорова - тем более, что в натянутости обвинялись те рассуждения Бартенева, в которых он использовал его собственные тексты. Кстати, Ю. П. Бартенев, имея благое намерение предать публичности мысли Федорова о преп. Сергии и почитании им Троицы "как образца единодушия и согласия", действительно излагал их отрывочно, порой не очень внятно. По ходу статьи бегло, тезисно обозначались те или иные историософские построения Федорова, но содержание их никак не пояснялось - во многом поэтому и возникало ощущение умозрительности и "натянутости", смутившей рецензента "Московских ведомостей". Так, например, мысли Федорова о борьбе земледельческих народов с кочевыми, протекающей на арене мировой истории, и о возможном их примирении в деле регуляции, о России как "умиротворительнице Ислама", - пояснению которых в его сочинениях была посвящена не одна страница, - Бартеневым были сжаты до половины абзаца: "...борьба между христианством и магометанством необходима. Начатая с возникновения исламизма, она до сих пор еще не прекратилась. Мусульманство распространяется медленно, но верно до нашего времени. Оно охватило почти всю Африку, заняло половину Азии и теперь постоянно подвигается на Восток. Лишь в Русских владениях христианство, хотя понемногу, обращает мусульман. Только под Русским владетельством еще и можно надеяться на успехи в будущем. Изображая этот антагонизм в виде борьбы земледелия с кочевничеством (ибо исламизм есть религия по преимуществу кочевых народов), можно сказать, что лишь тогда будет окончательно низринуто могущество Аллаха и крест вознесется над полумесяцем, когда вся степь будет обращена в ниву" (там же, с. 225).
В том, что основная идея статьи Бартенева не была до конца понята и воспринята автором рецензии, Н. Ф. Федоров винил самого Юрия Петровича. Как можно предположить из печатаемого письма (обещание: "И ни одна строка не будет напечатана без Вашей цензуры"), Ю. П. Бартенев не показал мыслителю готовую статью перед отправкой в набор, в чем Федоров его тоже упрекал.
20 Речь идет о письме Н. Ф. Федорова, написанном по поводу речи архимандрита Антония Храповицкого "Нравственная идея догмата Пресв. Троицы" и переданном о. Антонию через Г. П. Георгиевского (подробнее см. примеч. 23 к I части "Записки" - Т. I наст. изд., с. 469-470 и письмо 71).
21 В ответе "Московским ведомостям" ("По поводу заметки о Св. Сергии Радонежском" // Русский архив, 1892, № 11, с. 352) Ю. П. Бартенев писал: "Я вполне могу согласиться, что тема для меня была очень трудна. С глубоким чувством своей слабости и писал я эту статью; но молчание нашей печати побудило меня преодолеть самолюбивую нерешительность и сделать то, что было в моих силах. Твердо уверен я и хорошо знаю, что есть люди, которые могли бы с большею основательностью и последовательностью, с большим блеском развить мысль, положенную в основание моей статьи; но они безмолвствуют и, сколько я знаю, только отец ректор Московской Духовной Академии, архимандрит Антоний, в силу своей глубокой нравственной чуткости, нашел странным такое молчание и счел необходимым произнести в день чествования памяти Преподобного слово "о нравственном значении догмата Св. Троицы". Если бы такое авторитетное лицо коснулось взятой мною темы, то, конечно, она перестала бы быть скользкою. Однако несомненно явствует и из моей статьи, что: 1) Сергий создал первый храм Св. Троицы в Московском государстве; 2) что Св. Троице поклоняются все христиане, а мусульмане в ней видят оскорбление Аллаха, что 3) Св. Сергий более чем кто-либо другой способствовал объединению России. Неужели эти три явления не имеют между собою связи?
Позволю себе попенять рецензенту за то, что он сам в своей критике допускает натянутость. Совершенно напрасно приписывает он мне предположение, будто бы непостижимая вера не оказывает воздействия на жизнь. Это не мое утверждение, а обычный избитый довод узкого рационализма. Именно против такого узкого понимания, которое признает право на существование лишь за тем, что можно "свесить и смерить", и направлена моя статья. Я усердно старался показать, что вера Св. Сергия не могла быть плодом отвлеченного умствования".
22 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 90, лл. 1-2.
Это и следующее письмо И. А. Борисова (см. примеч. к письму 80 (преамбула)) к Н. Ф. Федорову связаны с обстоятельствами работы над их совместной статьей "К вопросу о памятнике Н. В. Каразину". В начале декабря Н. Ф. Федоров передал И. А. Борисову свою записку к IX Съезду естествоиспытателей, на основе которой последний и должен был составить статью для журнала "Наука и жизнь".
23 Речь, по всей видимости, идет о Ю. П. Бартеневе.
24 Вероятно, речь идет о Б. И. Срезневском, заведующем метеорологической лабораторией Московского университета, в 1893 г. возбудившем ходатайство о перенесении этой обсерватории на бельведер Пашкова дома: см. примеч. 289, 294 к "Отечествоведению" - Т. III наст. изд., с. 632-634. В указанном комментарии была высказана гипотеза о том, что данный проект был внушен Б. И. Срезневскому самим Федоровым. Одним из аргументов в пользу этой гипотезы служит документально установленный факт, что Б. И. Срезневский в 1893 г. посещал Библиотеку Московского Публичного и Румянцевского музеев. В "Книге собственноручной записи лиц, желающих заниматься в читальном зале. 1892-93" под датой "16 апреля 1893" значится его запись: "Борис Срезневский, приват-доцент Имп<ераторского> университета. У храма Спасителя, д. Кашина, кв. 24" (Архив РГБ, оп. 17, д. 16, л. 137).
25 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 80, лл. 3-4. Об обстоятельствах написания данного письма см. примеч. 22. Ответ Н. Ф. Федорова последовал между 22 и 25 декабря 1893 (№ 80).
26 Вероятно, описка, и должно быть "Recherches". Этот термин использовался в названиях целого ряда научных исследований (как многотомников, так и периодических изданий), выходивших на французском языке.
27 Как была подписана И. А. Борисовым рукопись статьи, неизвестно. В конечном итоге в журнале "Наука и жизнь" она появилась с подписью "И. Б.".
28 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 96 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 3, ед. хр. 3, л. 311). Внизу второго листа письма, под подписью В. И. Срезневского рукой Н. Ф. Федорова сделано две приписки: "получ<ено> 12 июня" и "Сумцов Никол<ай> Федор<ович>". О В. И. Срезневском и обстоятельствах посылки данного письма см. примеч. к письму 85 (преамбула).
29 О В. М. Владиславлеве см. примеч. к письму 105 (преамбула).
30 См. примеч. 306 к "Отечествоведению" - Т. III наст. изд., с. 636.
31 Мысль об организации "учено-литературного общества имени Каразина" оказалась близка самому В. И. Срезневскому. В своей заметке "Харьков, 15 июня", напечатанной в разделе "Внутренние известия" газеты "Русские ведомости" от 21 июня 1894 г. (№ 169), где шла речь о мероприятиях по увековечению памяти Н. В. Каразина, он подробно остановился на этом проекте, упомянув и идею Н. Ф. Федорова о создании метеорологической обсерватории им. Н. В. Каразина на бельведере дома Пашкова, выраженную в статье "Вопрос о Каразинской метеорологической станции в Москве": "Другой известный профессор Харьковского университета Н. Ф. Сумцов, в целях увековечения памяти основателя университета достойным его образом, составил проект учреждения при университете нового ученого Общества имени Каразина. Проект этот уже представлен на разрешение. Надо заметить, что Каразин имеет, несомненно, не местное только значение, и потому в органах печати, издающихся и вне Харькова, нередко встречаются указания на его заслуги, на необходимость почтить его память соответствующим научным учреждением; между прочим в виду значения Каразина в истории русской метеорологии не раз поднималась речь об основании метеорологической обсерватории его имени. Конечно, проектируемое ученое Общество еще полнее выразит значение Каразина. Нельзя сомневаться, что учреждение его вызовет сочувствие в очень широких кругах и привлечет достаточные средства".
32 Предложение Н. Ф. Сумцова о постановке небольшого бюста при входе в ботанический сад Харьковского университета В. И. Срезневский пересказал в своей корреспонденции для газеты "Русские ведомости" (см. примеч. 31), заметив, что это было бы наиболее целесообразным решением: тогда часть собранных денег могла бы быть употреблена и "на ученое Общество с научными при нем учреждениями, которые будут посвящены имени того же Каразина" ("Русские ведомости", 21 июня 1894, № 169).
33 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 77 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 6, л. 303).
Сергей Петрович Бартенев (1863-1930) - один из сыновей П. И. Бартенева. Окончил Московскую консерваторию по классу рояля, где учился в классе С. И. Танеева. В 1887-1896 гг. преподавал музыку в Николаевском сиротском институте и других институтах и пансионатах, ездил с концертами по России; в 1892 г. совершил большое путешествие по Кавказу и Средней Азии, давая концерты в Тифлисе, Самарканде, Ташкенте, Асхабаде (описание своей поездки дал в цикле "Письма пианиста" (1892)). В 1894 посетил Египет, Палестину, Сирию (цикл очерков "Поездка на восток" (1894)), дал концерты в Константинополе и Лондоне, в следующем году играл в Каире и в Афинах. В 1896-1899 гг. жил за границей, совершенствуя свое исполнительское мастерство и периодически давая концерты. Вернувшись в Россию, продолжал концертную деятельность, преподавал в Театральной школе и в музыкальной школе им. Гнесиных. С 1902 г. работал в Дворцовом управлении, исполняя должность хранителя Кремля; составил "Исторический указатель Большого Кремлевского дворца", выдержавший до 1917 г. 5 изданий; выпустил в свет два тома фундаментального исследования "Московский Кремль в старину и теперь" (Т. 1-2. М, 1912-1916), практически подготовил к печати третий том. После революции остался в России. В 1921-1922 гг. занимал кафедру по онтологии и истории музыки во Дворце искусств и в Высшем литературно-художественном институте, с 1923 г. читал курсы лекций в различных учебных заведениях, выступал с просветительными лекциями, сопровождая их исполнением музыкальных программ.
С Н. Ф. Федоровым С. П. Бартенев сблизился в конце 1894 г. Историю его знакомства с учением мыслителя можно восстановить по дневнику С. П. Бартенева (см. републикацию фрагмента дневника в наст. томе). Ее же Сергей Петрович описал в статье "Николай Федорович Федоров. Два разговора о воскрешении мертвых" ("Русский архив", 1909, № 1, с. 119-122). В этой статье С. П. Бартенев представил дело так, как будто впервые о главной идее Н. Ф. Федорова- необходимости "воскресить всех умерших" - он услышал от И. М. Ивакина. Однако это вряд ли соответствует действительности: брат С. П. Бартенева Ю. П. Бартенев был учеником мыслителя и не мог не говорить с ним о воззрениях своего учителя. Кроме того, о федоровском учении знал П. И. Бартенев и имел по этому поводу свое суждение.
В дневнике С. П. Бартенева отмечены даты посещения каталожной библиотеки Музеев и сделаны записи его разговоров с Н. Ф. Федоровым (в ряде случаев это подробный рассказ, в других - одна-две фразы). Даты этих встреч: 7 декабря 1894 г., 10 сентября, 22 и 30 октября, 9 и 24 декабря. При сопоставлении содержания стихотворения С. П. Бартенева с указанными записями можно сделать вывод о том, что почву для него подготовили три разговора с мыслителем (7 декабря 1894, 10 сентября и 30 октября 1895), а последний разговор - 30 октября - дал непосредственный толчок к созданию стихотворения.
Более того, стихотворение С. П. Бартенева упоминается в письме 110, которое не могло быть написано ранее ноября 1895 г. (см. примеч. к письму 110 (преамбула)), а в дневниковой записи С. П. Бартенева от 24 декабря 1895 г. приводится ответ Н. Ф. Федорова на его стихотворное послание. Учитывая все вышеизложенное, можно уточнить датировку письма С. П. Бартенева, предложенную в Т. IV наст. изд. (при подготовке этого тома текст дневника С. П. Бартенева еще не был нам доступен), и отнести это письмо не к промежутку между 7 декабря 1894 и концом октября 1895 гг., а ко времени между 30 октября и началом декабря 1895 г.
Получив письмо С. П. Бартенева, Н. Ф. Федоров набросал собственный вариант стихотворения в прозе ("Набат к светским и духовным, православным и инославным, военным и гражданским, к 3 ему Риму" - см. Т. IV наст. изд., с. 153-154), а также написал С. П. Бартеневу большое письмо с разбором его стихотворного послания (текст его см. в наст. томе).
34 Это же выражение, по воспоминаниям С. П. Бартенева, употребил и И. М. Ивакин в разговоре с ним об идеях Федорова: "Ник<олай> Фед<орович>, как пророк Духа Животворящего, призывает всех сплотиться и общими братскими усилиями всех вместе для всех совершить великое дело" (С. П. Бартенев. Два разговора о воскрешении мертвых // Русский архив, 1909, № 1, с. 120).
35 Печатается по: OP РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 9 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 7).
Об обстоятельствах написания этого письма см. примеч. к письму 107 (преамбула).
36 Н. И. Стороженко.
37 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 99, л. 1-1 об. (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 40).
Из документов, хранящихся в личном деле Сергея Петровича Щурова в Архиве РГБ (оп. 126, д. 59), следует, что он родился 6 октября 1866; был сыном личного почетного гражданина г. Москвы. В 1885 г. окончил Московское коммерческое училище с серебряной медалью, получив звание кандидата коммерции и личного почетного гражданина. С января 1886 г. началась его служба в Конторе Государственного Банка, продолжавшаяся до начала марта 1894 г.
С Н. Ф. Федоровым С. П. Щуров познакомился в библиотеке Московского Публичного и Румянцевского музеев. Он много занимался самообразованием. В начале 1890 х гг., еще будучи рядовым читателем библиотеки Музеев, бескорыстно помогал ее сотрудникам, занимаясь разбором и описанием дублетов, составив отдельный каталог дублетных изданий, которые предназначались для возможного обмена с другими библиотеками и частными лицами (см.: "Отчет Московского Публичного и Румянцевского музеев за 1892-1894 гг.". М., 1895, с. 70). В 1894 г. был назначен состоять при читальном зале, а с 1 февраля 1896 г. занял должность старшего чиновника для письма ("Отчет Московского Публичного и Румянцевского музеев за 1895 г.". М, 1896). Тогда же составил "Путеводитель по библиотеке Московского Публичного и Румянцевского музеев" (М., 1896).
С 1897 г., параллельно со своими основными занятиями в Канцелярии Музеев, С. П. Щуров стал, опять-таки на добровольных началах, работать в Отделении изящных искусств и классических древностей, которым в то время заведовал И. В. Цветаев. Занимался каталогизацией и описанием гравюр, разбором собрания древнегреческих и византийских монет нумизматического кабинета, по которым составил отдельный каталог ("Отчет Московского Публичного и Румянцевского музеев за 1897 год". М., 1898, с. 50, 51). Летом того же 1897 и следующего 1898 гг. был командирован дирекцией Музеев за границу "с ученой целью" для знакомства с постановкой музейного и архивного дела в Западной Европе, изучения европейских коллекций и т. д.
С весны 1899 г. С. П. Щурова, по ходатайству И. В. Цветаева, переводят в Отделение изящных искусств, а с 1 апреля 1900 г. он уже назначен помощником хранителя отделения.
Научная карьера С. П. Щурова в Московском Публичном и Румянцевском музеях развивалась успешно: в 1900, 1901, 1908 гг. последовали новые командировки за границу; в июле 1907 г. он был назначен на должность хранителя отделения изящных искусств и классических древностей. Однако в 1909 г. разразилась катастрофа: из подведомственного Щурову отделения был похищен ряд гравюр и хранитель отделения распоряжением Министра народного просвещения был удален с занимаемой должности и предан суду за халатное отношение к служебным обязанностям. Ни почти двадцатилетняя служба в Музеях, ни научные заслуги С. П. Щурова не были приняты во внимание. К счастью, судебное разбирательство завершилось благополучно: в 1911 г. С. П. Щуров был полностью оправдан, однако в Музеи уже не вернулся.
В собрании Н. П. Петерсона сохранились два письма С. П. Щурова к Н. Ф. Федорову. Оба они написаны весной 1896 г., с промежутком в десять дней. Н. Ф. Федоров тогда находился в Воронеже и намеревался уйти в отставку: на имя нового директора М. А. Веневитинова было послано соответствующее прошение (см. письмо 116 и примеч. 11 к нему).
38 С. В. Горская и М. А. Носова - вольнотрудящиеся. До 1917 г. женщины в Московском Публичном и Румянцевском музеях работали только в качестве вольнотрудящихся: они занимались преимущественно обработкой книг - описание, составление картотеки, размещение по разделам и т. д. (см.: В. С. Борисов. Уход Н. Ф. Федорова из Румянцевского музея // Начала, 1993, № 1, с. 152). В ряде случаев привлекались и для работы в читальном зале. Серафима Викторовна Горская, по мужу - Филиппова (1867-1959), окончила 1 Московскую гимназию, получила звание домашней учительницы; была домашней чтицей и компаньонкой гр. Е. И. Воронцовой-Дашковой. С 18 октября 1890 г. - в Московском Публичном и Румянцевском музеях. В 1895-1897 гг. параллельно закончила Педагогические курсы в Москве. В 1917 г. принята в штат библиотеки, в стенах которой проработала до 1933 г. О С. В. Горской см.: О. Попова. Три поколения одной семьи работали в Румянцевском музее // Библиотека, 1998, № 4, с. 25-27. Мария Александровна Носова - дочь надворного советника. Вольнотрудящейся в Музеях работала короткое время - предположительно в 1895-1896 или 1896-1897 гг., - поскольку вскоре вышла замуж за Н. И. Боборыкина (см. примеч. 2 к письму 118), к тому времени уже вдовца (сообщено О. Б. Муратовой).
39 Н. И. Боборыкин.
40 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 99, л. 3-4 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, лл. 40-41).
41 Данная фраза, указывающая на Щурова как на возможного преемника Федорова в каталожной, дает основание предположить, что именно С. П. Щурова имеет в виду Н. Ф. Федоров в своих письмах Н. П. Петерсону от 28 февраля и между 28 февраля и 7 апреля 1895 г., говоря, что его место "готов занять человек и молодой, и специально подготовленный к этому". Тем более, что в 1894-1895 г. С. П. Щуров "состоял" при читальном зале библиотеки (см. примеч. 37).
42 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 98 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 37).
Сергей Дмитриевич Чистяков (1860 - после 1914) - генерал-майор, военный историк. В 1880 х гг. - поручик лейб-гвардии уланского полка, в 1890 х гг. служил в Генеральном штабе в чине подполковника, а затем полковника, в 1900 е - в Николаевской военной академии Генштаба в Санкт-Петербурге. Составитель ряда руководств по обучению военному делу. Автор работ по военной истории, истории войсковых частей (см. его работы: "Борисовцы в Могилеве на Днепре 1811-1812 г. Эпизод из отечественной войны". СПб., 1897; "Начало 1 го Финляндского стрелкового полка". Митава, 1911; "Либава в событиях Отечественной войны 1812 г.". Либава, 1912). С Н. Ф. Федоровым познакомился в библиотеке Московского Публичного и Румянцевского музеев. По всей видимости, это знакомство состоялось в последних числах октября - ноябре 1895 г. В "Книге собственноручных записей лиц, желающих заниматься в читальном зале" Московского Публичного и Румянцевского музеев за 1895-1896 гг. С. Д. Чистяков числится под № 1382. Запись от 30 октября 1895: "Сергей Чистяков. Генерального штаба подполковник. Кокоревская гостиница № 32" (Архив РГБ, оп. 17, д. 19, л. 71 об.).
Н. Ф. Федоров заинтересовал С. Д. Чистякова идеей "переоружения" армии, обращения ее в естествоиспытательную силу. Вряд ли мыслитель раскрывал перед своим собеседником данную идею в полном объеме - в ее непосредственной связи с задачами регуляции, "обращения слепого, бессознательного хода природы в разумный". По всей видимости, он познакомил Чистякова с частными сторонами проблемы, обратив внимание военного историка на те факты армейской истории, которые он сам всегда приводил в подтверждение возможности переключения колоссального военного потенциала на деятельность жизнесозидательную: речь шла об использовании войск в мирное время, об их участии в предотвращении и ликвидации последствий стихийных бедствий и катастроф. Сочувственно откликаясь мыслям Федорова, С. Д. Чистяков пообещал написать по этому поводу отдельную статью (см. письмо 112), что им и было исполнено. "Заметка по поводу истории нашей армии. Русский солдат в дни народных бедствий", принадлежавшая С. Д. Чистякову, появилась в газете "Русский инвалид" 23 апреля 1896 (№ 91). Приведем некоторые фрагменты этой статьи:
"Блестящие военные подвиги наших войск всегда скоро находили и находят себе историков, в трудах которых навсегда сохраняются для потомства.
Но помимо этой бросающейся в глаза боевой деятельности армии для защиты Престола и Отечества, во славу родной земли, деятельности, повторяющейся только через десятки и более лет, в жизни войск и в мирное время найдется немало светлых страниц, подтверждающих постоянное существование в нашей армии той великой внутренней силы, которою живут войска и без которой они являются ничем не связанною толпою; сила эта - дисциплина, преданность долгу, присяга, стремление "положить душу свою за други своя".
Таковою представляется деятельность войск в мирное время при народных бедствиях, когда борьба ведется не силою оружия, а исключительно силою духа.
Нам лично не известно ни одного сочинения ни на русском, ни на наиболее употребительных иностранных языках, которое было бы посвящено группировке и оценке общегосударственного значения этой деятельности армии, деятельности, повторяем, весьма почтенной и нередко сопряженной для войск с величайшими испытаниями.
Случился ли пожар в городе, горят ли леса, разлилась ли река, появилась ли саранча, образовались ли на дорогах заносы, появились ли хищные звери, открылась ли эпидемия холеры, чумы, а в былые годы и моровой язвы, - во всех этих и им подобных случаях, часто в минуты общего упадка духа, является войско и вступает в борьбу, могучее не своим оружием, а глубоким сознанием долга и дисциплиною.
А какова бывает эта борьба со стихиями, в каком величии является и в этой борьбе мирного времени наш русский солдат, можно видеть хотя бы, например, из описания деятельности войск во время оренбургских пожаров 1879 года [далее приводится описание подвига солдат Оренбургского резервного батальона и Башкирского конного полка, закрывших своими телами крышу порохового погреба].
Посвятивший себя изучению деятельности войск в дни народных бедствий найдет немало подобных примеров самоотвержения в приказах по военным округам, в городских архивах и воспоминаниях частных лиц, не только во время пожаров, но и при наводнениях, заносах и т. п. Не забудем, что и при эпидемиях чумы, в прошлом и в настоящем столетиях, кто, как не те же войска, бесстрашно оставались в зараженных местах, оказывая посильную помощь в уходе за больными, в доставке их в госпитали, в снабжении пищей тех, кои оставались в домах, не говоря уже о том, что и все полицейские обязанности в эти тяжелые дни отправлялись почти исключительно войсками: губернскими ротами (до 1811 г.), инвалидными командами, гарнизонными полками и батальонами, а иногда и полевыми частями. [...] Последняя холерная эпидемия, когда войска для борьбы с нею дали своих врачей и фельдшеров, из коих многие пожертвовали жизнью "за други своя", еще свежа в памяти всей России.
Найдутся, конечно, еще многие и многие случаи разнородной мирной деятельности войск "для предохранения общего блага от опасности". [...]
Изучение помянутого вопроса установит еще большее значение армии, как школы, подготовляющей людей, способных без колебания, во всякую трудную минуту государственной жизни, независимо от борьбы с врагами внешними и внутренними, по евангельскому выражению, "положить душу свою за други своя".
Остается только пожелать, чтобы эта сторона деятельности нашей армии в мирное время нашла себе, возможно скорее, достойного историка".
Н. Ф. Федоров оценил выход статьи С. Д. Чистякова, хотя, как следует из данного письма, напечатана она была "после продолжительных мытарств" и "в сокращенном виде". Очевидно, по инициативе мыслителя статья была перепечатана в газете "Русское слово", где, как и в "Русских ведомостях", время от времени появлялись материалы как самого Федорова, так и лиц, близких к нему (см.: "Русское слово", 22 мая 1896 г.). Более того, в своих статьях Федоров неоднократно ссылался на статью С. Д. Чистякова, как и в случае с другими статьями и заметками (об обыденных храмах, о Н. В. Каразине, о международном книгообмене), написанными лицами из окружения мыслителя и имевшими своим источником его собственные мысли. Так, "Заметка по поводу истории нашей армии" упоминается в статьях "Разоружение", "Распределение задач всемирной регуляции природы" (Т. II наст. изд., с. 273, 301), в "Предисловии к изданию письма Ф. М. Достоевского", в "Беседе в храме кадетского корпуса по поводу циркуляра 12 го августа о сокращении вооружений" (Т. IV наст. изд., с. 8-9, 187).
43 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 78 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 16). Письмо написано из-за границы, куда С. П. Бартенев уехал в начале 1896 г. Вначале он жил в Лейпциге, затем в Берлине, напряженно занимаясь музыкой, работая за роялем по 6-8 часов в день (подробнее см. в примеч. 49 к разделу "Вокруг Федорова").
О реакции Н. Ф. Федорова на это письмо Ю. П. Бартенев сообщил С. П. Бартеневу в своем письме от 31 декабря 1896 г. (см. Т. IV наст. изд., с. 663).
44 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 90, лл. 3-4 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 19). Мария Степановна Лебедева (в девичестве Протопопова) - жена Д. П. Лебедева, друга и сослуживца Н. Ф. Федорова (см. о нем примеч. 9). Она была дочерью помещицы Протопоповой, и Д. П. Лебедев одно время давал ей уроки (см.: Е. С. Некрасова. Дмитрий Петрович Лебедев // Русская старина, 1892, № 7, с. 222). В 1876 г. состоялась свадьба Д. П. Лебедева и М. С. Протопоповой. После поступления Лебедева на службу в Московский Публичный и Румянцевский музеи М. С. Лебедева переехала с ним в Москву (см. виды на жительство в Москве, выданные Д. П. Лебедеву и его супруге, в личном деле Лебедева: Архив РГБ, оп. 126, д. 32 (Личное дело Д. П. Лебедева), лл. 22, 24, 35 и др.). В 1881, 1884 и 1886 гг. родились трое сыновей Лебедевых: Константин, Дмитрий и Алексей. На лето семья уезжала на родину в Рязань и дер. Егольники Рязанской губ., куда к ним в гости приезжал и Н. Ф. Федоров.
После смерти Д. П. Лебедева, скончавшегося в возрасте 39 лет, М. С. Лебедева, оставшаяся одна с тремя малолетними детьми, по ходатайству директора Музеев B. А. Дашкова получала за мужа "усиленную пенсию в уважение болезни покойного мужа ее, причиненной усиленными занятиями по службе его в Музеях" (там же, л. 68). Поселилась она в Рязани. В 1894 г. ее адрес: "Владимирская улица, в дом священника Лебедева, в квартиру Ивана Петровича Лебедева" (там же, л. 82). Лето вместе с детьми М. С. Лебедева по-прежнему проводила в Егольниках, где у нее был собственный дом.
Существует некоторая неясность в отношении отчества Лебедевой. В некоторых официальных документах Архива РГБ она значится как "Мария Константиновна Лебедева". Так, в аттестате, выданном Д. П. Лебедеву "Иваново-Вознесенским реальным училищем" в 1879 г., читаем: "Женат на землевладелице Рязанской губернии, девице Марии Константиновне Протопоповой, православного вероисповедания" (Архив РГБ, оп. 126, д. 32, л. 2 об.). Сам Д. П. Лебедев, получив на руки аттестат, вошел с ходатайством об исправлении вкравшихся в него неточностей и представил документы о том, "что отчество жены его не Константиновна, а Степановна и что она никакой недвижимой собственности не имеет (дом в Егольниках, по всей видимости, принадлежал матери М. Лебедевой и достался ей по наследству уже позднее. - Сост.)" (там же, л. 20). Все официальные письма и прошения М. Лебедевой, хранящиеся в личном деле Д. П. Лебедева, подписаны "Мария Степановна Лебедева". Однако в некрологе Д. П. Лебедева, написанном Е. С. Некрасовой, с которой Дмитрия Петровича связывали тесные дружеские узы, его супруга названа "Марией Константиновной" ("Русская старина", 1892, № 7, с. 222). Так же она названа и в письме сослуживца Д. П. Лебедева и его заместителя по отделению рукописей и славянских старопечатных книг С. О. Долгова к Е. С. Некрасовой (текст его см. в наст. томе). В силу невозможности без дополнительных разысканий разрешить вопрос об отчестве М. Лебедевой, мы пользуемся вариантом "Мария Степановна", представленным в ее собственноручных прошениях.
С М. С. Лебедевой и ее семьей Н. Ф. Федоров поддерживал теплые отношения и после смерти Д. П. Лебедева, навещая их в Рязани и Егольниках. В собрании Н. П. Петерсона сохранилось четыре письма М. С. Лебедевой Н. Ф. Федорову (все они относятся к 1897 г.). Письма Н. Ф. Федорова к М. С. Лебедевой не разысканы.
Судя по данному письму, Н. Ф. Федоров приезжал в Рязань в конце 1896 г. на Рождество.
45 Речь идет о Е. И. Соколове (см. примеч. 2 к письму 118).
46 Неустановленное лицо.
47 Средний сын М. С. Лебедевой Дмитрий Дмитриевич Лебедев (1884-?), гимназист.
48 Семен Осипович Долгов (1857-1925) - историк, филолог, палеограф. В Московском Публичном и Румянцевском музеях служил с 1883 г., сначала помощником хранителя отделения рукописей и славянских старопечатных книг, а затем, с 1 января 1892 г. - хранителем отделения. В 1903-1909 гг. - главный библиотекарь Музеев, затем - зав. отделением доисторических, христианских и русских древностей (до его ликвидации в 1921-1922 гг.), после чего вернулся в отделение рукописей на должность зав. отделом древних рукописей. В 1898, 1902, 1904, 1905, 1906 гг. временно замещал директора Музеев, неоднократно командировался по делам Музеев для изучения памятников старины в разные области России и за границу (см.: Личное дело С. О. Долгова // Архив РГБ, оп. 126, д. 223). Действительный член Императорского московского археологического общества, активный участник археологических съездов, автор ряда работ по истории древнерусской литературы.
В фонде Российской Государственной библиотеки хранится экземпляр "Отчета Московского Публичного и Румянцевского музеев за 1889-1891 гг." с дарственной надписью C. О. Долгова, составлявшего для этого издания отчет по отделению рукописей и славянских старопечатных книг, Н. Ф. Федорову: "Многоуважаемому Николаю Федоровичу Федорову на добрую память о зде сущих и отшедших уже братьях!" (экземпляр "Отчета..." обнаружен В. С. Гречаниновой).
49 Речь идет о корреспонденции "Картины Верещагина в Париже" ("Русские ведомости", 9 января 1897, № 9), сообщавшей о персональной выставке художника в Вольнеевском клубе (Cercle Volney) в Париже. Корреспондент приводил отзывы французских газет о работах Верещагина, свидетельствовавшие об адекватном понимании его художественного замысла. Так, говоря о работах цикла "1812 год", газета "Echo de Paris" замечала: В. В. Верещагина "вдохновляла благородная и гуманная мысль потрясти зрителя тем инстинктивным содроганием, которое наверное внушит отвращение к войне", - "война, как ее рисует Верещагин, это синоним разрушения, грабежа и кощунства". A "La Petite Republique", по словам корреспондента "Русских ведомостей", "упомянув о прежней картине Верещагина "Апофеоз войны", посвященной "великим завоевателям прошедшего, настоящего и будущего" и изображающей собою пирамиду из человеческих черепов и голов", писала так: "И еще больше, чем в этой символической пирамиде, великая бессмыслица войны выступает в его картине "Отступление из России". Как будто человеку недостаточно бороться против невидимой вражды стихий, защищаться против жестокой стужи и предательского снега; ему надо еще прибавить нечто к ужасам окружающей природы и прийти на помощь разрушению".
50 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 86, л. 1-1 об. (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 7, л. 1). С историком, публицистом Г. А. Джаншиевым (см. примеч. 5 к письму 127) Н. Ф. Федоров был знаком по библиотеке Музеев. Будучи регулярным посетителем библиотеки и каталожной, Г. А. Джаншиев вместе с рядом других ученых безвозмездно помогал ее штатным сотрудникам в каталогизации книг, делая описи изданий на армянском языке, - к этой работе его привлек именно Н. Ф. Федоров.
В 1883-1900 гг. Г. А. Джаншиев был одним из редакторов-издателей "Русских ведомостей". Вероятно, при его содействии в этой газете в 1891-1892 гг. появились статьи, обсуждавшие выдвинутые Н. Ф. Федоровым проекты франко-русского книгообмена и выпуска книг с приложением к ним печатных карточек (см. примеч. 5, 8 к разделу "Библиотеки и музейно-библиотечное образование" - Т. III наст. изд., с. 664-666); в 1893 г. была введена рубрика "Труды русских писателей" (см. примеч. 11 к тому же разделу - там же, с. 668). В 1896 г. в газете, также не без содействия Джаншиева, появилась статья Федорова "Долг авторов по отношению к публичным библиотекам", в 1899 г. была напечатана составленная им вместе с В. А. Кожевниковым заметка памяти Я. Ф. Браве. Вообще в 1890 х гг., в редакторство Джаншиева, "Русские ведомости" уделяли Московскому Публичному и Румянцевскому музеям существенное внимание: здесь регулярно появлялись материалы о Музеях и их библиотеке (зачастую авторами этих статей были лица из окружения Федорова), указывалось на просветительное и культурное значение главного книгохранилища древней столицы. Газета стремилась привлечь внимание властей и общественности к нуждам Музеев и библиотеки: писала о скудных ассигнованиях, о тесноте помещений, о необходимости ремонта и т. д. В 1893-1894 гг. в "Русских ведомостях" оглашался проект устройства метеорологической станции им. Н. В. Каразина на бельведере Пашкова дома.
В собрании Н. П. Петерсона сохранились три письма Г. А. Джаншиева Н. Ф. Федорову (все они печатаются в данном разделе) и два черновика письма к нему самого философа (письмо 160).
Данное письмо Г. А. Джаншиева Н. Ф. Федорову написано на почтовой карточке ("Открытое письмо"). Об обстоятельствах написания данного письма см. в примеч. 1 к "Статьям и заметкам разного содержания".
51 М. В. Никольский. Клинообразные надписи ванских царей, открытые в пределах России (Древности восточные. Труды восточной комиссии императорского московского археологического общества. Т. I, вып. III). M., 1893.
52 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 90, лл. 5-6 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 20). О М. С. Лебедевой см. примеч. 44.
53 Е. И. Соколов.
54 См. примеч. 47.
55 В письме перечисляются сослуживцы Д. П. Лебедева, покойного мужа М. С. Лебедевой, - Е. И. Соколов, С. О. Долгов и Г. П. Георгиевский. Е. И. Соколов ("Егор Иванович") и С. О. Долгов ("Семен Осипович") упоминаются и в следующем письме М. С. Лебедевой Н. Ф. Федорову, от 23 апреля 1897.
56 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 90, лл. 7-8 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 20-21). Ответ на письмо Н. Ф. Федорова, написанное между 15 и 21 апреля 1897 (не разыскано).
57 В 1897 г. скончался старший брат Н. Ф. Федорова Александр Федорович Федоров (1828-1897), служивший присяжным поверенным в Петербурге. Получив известие о его смерти, 24 февраля 1897 г. Н. Ф. Федоров подал в дирекцию Музеев прошение:
"Имею честь покорнейше просить распоряжения Вашего Превосходительства об увольнении меня в отпуск по домашним обстоятельствам в г. Санкт-Петербург с 24 по 27 сего февраля" (Архив РГБ, оп. 126, д. 53, л. 83). Получив соответствующее свидетельство, он уехал в Санкт-Петербург на похороны.
Спустя месяц с небольшим, 5 апреля 1897 г. последовало новое прошение об увольнении в отпуск, также "по домашним обстоятельствам" "в разные города Российской империи сроком с 5 по 15 сего апреля" (там же, л. 86). А. Н. Акиньшин считает, что эти дни Н. Ф. Федоров провел в Воронеже ("кроме Воронежа ему практически некуда было ехать" - А. Н. Акиньшин. Н. Ф. Федоров в Воронеже // Философия бессмертия и воскрешения. Вып. 2, с. 246). Однако можно предположить, что Н. Ф. Федоров вновь ездил в Санкт-Петербург, возможно, чтобы поддержать вдову брата Е. Я. Федорову и чем-то помочь ей (5 апреля - 40 дней со дня смерти А. Ф. Федорова). Данное письмо М. С. Лебедевой к Н. Ф. Федорову свидетельствует в пользу данного предположения (возможно, в письме к ней, в ответ на предложение приехать в Рязань на Пасху Н. Ф. Федоров сообщал о кончине брата и необходимости быть в Петербурге). Ср. воспоминания Г. П. Георгиевского: "Однажды на Пасхальные каникулы Николай Федорович уехал в Петербург, куда никогда не ездил и не предполагал ехать. Эта поездка очень заинтересовала всех его знакомых, и волею-неволею ему пришлось дать объяснение. По его словам, он ездил в Петербург потому, что там умер его родной брат, присяжный поверенный" (Г. П. Георгиевский. Л. Н. Толстой и Н. Ф. Федоров. Из личных воспоминаний // Четвертые Тыняновские чтения. Тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига, 1988, с. 48), - хотя, в принципе, существует вероятность того, что Г. П. Георгиевский смешивает апрельскую отлучку Н. Ф. Федорова из Москвы с февральской поездкой в Петербург.
58 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 90, лл. 9-10 об. (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 22-23). В письме упоминаются дети М. С. Лебедевой: Константин, Дмитрий и Алексей (Алеша, Леля).
59 Это письмо Н. Ф. Федорова, по всей видимости, было послано или в конце мая 1897 г. из Москвы, или в начале июня из Воронежа (само письмо не разыскано).
60 См. примеч. 1 к письму 127.
61 Иван Петрович, Поликарп Алексеевич - неустановленные лица.
62 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 97 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, лл. 25-26). Об А. Ф. Филиппове см. примеч. к письму 283 (преамбула).
63 См. письмо Н. П. Петерсона к В. А. Кожевникову от 21 августа 1897 (Т. IV наст. изд., с. 607) и примеч. 1 к письму 127. Возможно, резкое ухудшение здоровья Н, Ф. Федорова весной 1897 г. было связано с переживаниями по поводу смерти брата, скончавшегося в конце февраля (подробнее см. примеч. 57).
64 Т. е. в первый день работы Московского Публичного и Румянцевского музеев после двухмесячных летних каникул.
65 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 86, л. 2, 3 об. (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 7, л. 1). Письмо адресовано Н. Ф. Федорову в Воронеж.
66 Н. Ф. Федоров послал Г. А. Джаншиеву для возможного напечатания в газете "Русские ведомости" свою статью, написанную в начале апреля в Воронеже: "Как назвать 1897 год, годом ли политических жестокостей на Востоке или же годом естественных бедствий, как наказания за них" (см. письмо 143).
67 Н. Ф. Федоров с 30 марта 1898 г. находился в Воронеже, уйдя во внеочередной отпуск. В библиотеку Музеев он возвращаться уже не собирался. 16 апреля мыслитель отправил директору Музеев М. А. Веневитинову письмо и прошение об отставке (см. письмо 144 и примеч. 1, 2 к нему).
68 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 100 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 38). Ранее опубликовано В. С. Борисовым: "Начала", 1993, № 1, с. 148.
На копии данного письма Н. П. Петерсон, готовивший его к изданию в III томе "Философии общего дела", сделал следующее примечание: "Необходимо заметить, что, получив это письмо в Воронеже, ежедневно видясь со мною, иногда по нескольку раз в день, - Н<икола>й Ф<едорови>ч это<го> письма мне не показал, и я узнал о нем только теперь, как и о письмах Юрия и Сергея Петровичей Бартеневых, Линниченко, Филиппова и других подобных" (ОР РГБ, ф. 657, к. 4, ед. хр. 12, л. 38).
Инициатором коллективного письма к Н. Ф. Федорову с просьбой не уходить в отставку и вернуться в Москву был директор Московского Публичного и Румянцевского музеев М. А. Веневитинов. 16 апреля 1898 г. Н. Ф. Федоров послал ему из Воронежа, куда уехал во внеочередной отпуск 29 марта, прошение об отставке вместе с письмом, в котором просил дать ход этому прошению. Надеясь убедить Николая Федоровича не уходить из библиотеки, М. А. Веневитинов набросал черновик печатаемого коллективного письма (см. его в личном деле Н. Ф. Федорова - Архив РГБ, оп. 126, д. 53, лл. 92, 94).
Письмо было подписано практически всеми сотрудниками Московского Публичного и Румянцевского музеев, как штатными, так и вольнотрудящимися (см. примеч. 70).
История ухода Н. Ф. Федорова из библиотеки Музеев изложена в статье В. С. Борисова "Уход Н. Ф. Федорова из Румянцевской библиотеки" ("Начала", 1993, № 1, с. 143-146). Ряд новых к ней данных содержится в переписке Н. Ф. Федорова, помещенной в Т. IV наст. изд. Дополнительные сведения о Н. Ф. Федорове-библиотекаре и отношении к нему сотрудников и посетителей Музеев можно найти как в некрологах (см. примеч. 170 к разделу "Приложения" "Письма Н. П. Петерсона В. А. Кожевникову") и воспоминаниях Г. П. Георгиевского (см. в наст. томе), так и в "Отчетах Московского Публичного и Румянцевского музеев". Начиная с первых лет службы мыслителя в "центральном просветительном учреждении" Москвы его заслуги перед библиотекой специально отмечались в отчетах. Характерно, что при этом фамилия Федорова не упоминалась, и понятно почему: сам он был решительным противником всяких публичных похвал.
Уже в первом отчете после поступления Н. Ф. Федорова на службу в Музеи отмечалась "ревность к делу и расторопность" дежурных при читальном зале" ("Отчет... за 1873-1875 гг.". М., 1876, с. 82). Затем подробная характеристика работы Федорова при каталожной была дана в отчете за 1879-1882 гг. В разделе, посвященном библиотеке, после подробного описания новых поступлений, работы читального зала и сетований на нехватку сотрудников, следовал такой текст: "В Каталожной все многочисленные требования читального зала едва удовлетворяются ныне благодаря неутомимому труду одного из дежурных при читальном зале, делающего поистине так много, что нельзя не удивляться его сметливости, находчивости и быстроте, особенно если принять в соображение, что многие требования заявляются до крайности неясно, неопределенно, а иногда и совсем ошибочно. В подобных случаях, конечно, легко было бы отделываться простым отказом, но самоотверженная добросовестность упомянутого лица дозволяет ему прибегать к отказу только в виде неизбежного иногда исключения и по истощении уже всех средств удовлетворить насколько возможно несговорчивого подчас требователя, ожидающего найти в литературе совсем готовые ответы на всякий даже самый произвольно поставленный вопрос" ("Отчет... за 1879-1882 гг.". М., 1884, с. 104).
В следующих двух отчетах находим новые упоминания о Федорове: "Что касается работ по Библиотеке, то, при известной всем скудости ее личного состава, они, конечно, должны были ограничиваться только самым необходимым - не сплошной, а лишь разборчивой каталогизацией и удовлетворением все возрастающих численно требований в читальном зале, которое по-прежнему лежит у нас почти исключительно на одном, хотя - положим - и единственном в своем роде, лице" ("Отчет... за 1883-1885 гг.". М., 1886, с. 104). "Потребности Читального зала, открытого для всех с десяти часов утра до осьми вечера, удовлетворяются по-прежнему двумя дежурными: утренним и вечерним, при главном, конечно, содействии того же, состоящего при Каталоге, сведущего и опытного лица, на неутомимые труды которого мы постоянно указываем в своих Отчетах" ("Отчет... за 1886-1888 гг.". М., 1889, с. 136).
В отчетах Музеев за 1889-1896 гг. похвал деятельности Федорова мы не встречаем. Можно предположить, что это было вызвано крайне негативным отношением к таким похвалам самого Федорова и нежеланием составителей "Отчетов" (их разделы обыкновенно писали заведующие отделениями Музеев) сердить своего сослуживца: в 1890 е гг. философ неоднократно пытался оставить службу в Музеях, а его коллеги, не мыслившие библиотеки Музеев без Федорова, всячески старались этому противодействовать.
Тем не менее еще одно упоминание Н. Ф. Федорова как "опытного библиографа" находим в "Отчете... за 1897 г." - в связи с объяснениями с читателями по поводу отказов на книги (см. об этом примеч. 175 к "Статьям и заметкам разного содержания"). Фамилия библиографа здесь опять не прозвучала. Ее мы находим лишь в отчете за 1898 г.: "С 15 сентября уволен со службы, в разряд вольнотрудящихся, а с 1 ноября вовсе оставил службу в Музеях дежурный при читальном зале коллежский асессор Н. Ф. Федоров" ("Отчет... за 1898 г.". М., 1898, с. 63). Это цитата из раздела "Перемены в личном составе", где излагались только "голые факты". А вот что было написано во вступлений? к "Отчету...": "...наконец, мы должны отметить, как прискорбное для музея событие, оставление службы Н. Ф. Федоровым в октябре истекшего года. Известная всем, кто только его знает, скромность этого труженика препятствует нам дать на страницах отчета хотя бы общую характеристику значения, какое Н. Ф. Федоров имел в качестве заведующего библиотечным каталогом, благодаря своим обширным познаниям в библиографии" (там же, с. 11). Теплые слова о Федорове прозвучали и в том разделе отчета, где речь непосредственно шла о библиотеке: "В заключение, не можем не выразить глубокого сожаления, что заведующий каталожной Н. Ф. Федоров, по слабости здоровья, принужден был оставить службу при нашей библиотеке. Сожаление это, без сомнения, разделяют с нами те многочисленные посетители библиотеки, для которых он был незаменимым советником и руководителем" (там же, с. 26-27).
Дать "общую характеристику" заслуг Н. Ф. Федорова перед библиотекой Музеев стало возможным лишь после смерти мыслителя, когда он своей волей уже не мог остановить потоки благодарных, восторженных слов. Небольшой некролог, автором которого, по всей видимости, был Г. П. Георгиевский (в нем есть переклички с некрологом того же автора, опубликованным в "Московских ведомостях" 16 декабря 1903 г.), появился в "Отчете... за 1903 г." (М., 1904, с. 16):
"15 декабря 1903 г. скончался в Москве Николай Федорович Федоров, прослуживший в Музее в качестве заведующего каталогом Публичной Библиотеки с 27 ноября 1874 г. по 15 сентября 1898 г.
Хотя Н. Ф. Федоров уже пять лет назад, в 1898 г., покинул службу в Музеях, однако память, которую он оставил в учреждении, и значение, которое имел среди своих товарищей и среди читающей публики, побуждают помянуть здесь этого замечательного музейского деятеля. Николая Федоровича знала вся многочисленная семья русских писателей и ученых, за последние четверть века входившая в сношение с Румянцевским Музеем. Все они пользовались его беспримерными богатыми знаниями в различных областях науки, его исключительными библиографическими знаниями и беспримерною готовностью служить каждому всеми силами и средствами.
Энциклопедист в лучшем смысле этого слова, Николай Федорович был и замечательным философом и самостоятельным мыслителем. Глубокие и оригинальные воззрения его привлекали к себе и Достоевского, и Соловьева, и находили в них авторитетных ценителей и сторонников.
Пусть привлекательный образ этого замечательного человека долго сохраняется в сердцах всех знавших его и пользовавшихся его советами и научною помощью".
69 М. А. Веневитинов.
70 Н. Стороженко - см. примеч. 15 к "Дополнению к разделу "Библиотеки и музейно-библиотечное образование"".
С. Долгов - см. примеч. 48.
И. Бушера- см. примеч. 6.
Алексей Самойлович Келлат родился в с. Савельево Рузского уезда 26 сентября 1865 г. По окончании в 1878 г. Клинского уездного училища поступил в Комиссаровское техническое училище, учебу в котором завершил в 1884 г. В Московский Публичный и Румянцевский музеи принят 16 сентября 1891 г. исполняющим должность младшего чиновника канцелярии; спустя четыре месяца, по прошению зав. канцелярией И. П. Бушера, утвержден в должности. С 30 ноября 1895 г. был назначен "исправляющим должность смотрителя и казначея музеев", сменив на этом посту И. П. Бушера. В этом качестве проработал в Музеях до 1 декабря 1910 г., когда вынужден был уволиться в связи с расстроенным здоровьем (см. личное дело А. С. Келлата // Архив РГБ, оп. 126, д. 25).
Антон Иеронимович Калишевский родился в с. Туричан Владимирского уезда 16 августа 1863 г. в семье священника. По окончании Холмской классической гимназии, в 1882 г. был принят в число студентов Московского университета, который окончил в 1886 г. по историко-филологическому факультету со степенью кандидата. Затем последовала воинская служба в 4 гренадерском Несвижском полку, учеба в Московском пехотном юнкерском училище (1887-1888) и в том же 1888 г. увольнение в запас. 13 сентября 1891 г. А. И. Калишевский подал на имя директора Музеев прошение с просьбой принять его на службу дежурным чиновником при читальном зале. Согласие директора последовало 16 сентября, и А. И. Калишевский начал работать в Музеях исправляющим должность; в январе 1892 г., по ходатайству библиотекаря Е. Ф. Корша, в должности был утвержден. С 8 октября 1897 г. работал помощником библиотекаря, параллельно преподавая русский язык и литературу в Строгановском центральном училище технического рисования. С весны 1900 г. А. И. Калишевский - старший помощник библиотекаря, а 1 апреля 1908 переведен в Московский университет на должность библиотекаря (личное дело А. И. Калишевского // Архив РГБ, оп. 126, д. 24а).
С. Горская - см. примеч. 38.
Яков Герасимович Квасков (1864 - после 1940) - библиограф. Родился 16 марта 1864 г. в Москве. Окончил 4 класса Московской 1 й классической гимназии. 1 ноября 1885 г. начал служить по вольному найму сначала дежурным при читальном зале, а с 1901 г. - помощником заведующего читальным залом Московского Публичного и Румянцевского музеев (лишь в 1902 г. он был зачислен в штат). В 1906 г. Я. Г. Квасков был назначен младшим помощником библиотекаря, а спустя несколько лет - заведующим читальным залом библиотеки.
В сохранившейся в личном деле Я. Г. Кваскова автобиографии читаем: "Поступив в просветительское учреждение, прежде всего занялся самообразованием. В 1891 г. начал заниматься библиографией" (Архив РГБ, оп. 22, д. 335, л. 66). В этих занятиях самообразованием, а затем библиографией руководителем и наставником Я. Г. Кваскова был Н. Ф. Федоров. Он заинтересовал своего младшего коллегу выдвинутыми им библиотечными проектами, в частности идеей франко-русского книгообмена и введением печатных библиографических карточек (см. примеч. 8 к разделу "Библиотеки и музейно-библиотечное образование", а также примеч. 100 к "Отечествоведению" - Т. III наст. изд., с. 606, 666-667).
Я. Г. Квасков был составителем фундаментального систематического каталога по естественным наукам (часть каталога, касающаяся проблем ихтиологии, была опубликована), в течение многих лет составлял библиографию библиографий - вопрос о собранной им картотеке был поднят на первом съезде по библиотечному делу в Санкт-Петербурге (см.: "Труды первого всероссийского съезда по библиотечному делу". СПб., 1912, с. 102). В последующие годы указатель библиографий расширялся и пополнялся.
Служба Я. Г. Кваскова в Музеях продолжилась и после революции. Он становится членом Ученой коллегии "Московского и Румянцевского музея", в 1918 г. делегируется в качестве полномочного представителя музея в Петроград на совещание первой сессии центрального комитета государственных библиотек. В 1924 г. начинает составлять портретную картотеку общественных деятелей (было собрано 80 тысяч карточек и приблизительно 50-60 тысяч портретов). В ознаменование 35-летия научной и общественной деятельности библиографа его избирают Почетным членом "Государственного Румянцевского Музея". В ходатайстве директора Ленинской библиотеки от 9 января 1928 г. о присвоении Я. Г. Кваскову персональной пенсии читаем: "Я. Г. Кваскова помнят несколько поколений учащейся молодежи России. За долгую свою деятельность Я. Г. Квасков воспитал десятки поколений молодых людей своими советами, указаниями и знанием русской книги" (Архив РГБ, оп. 22, д. 335, л. 64).
Персональная пенсия Я. Г. Кваскову была присвоена. Однако 31 июля 1928 г. последовало решение об увольнении его из библиотеки. Старейшему специалисту-библиотековеду было направлено извещение, подписанное заместителем директора Ленинки: "В целях рационализации, проводимой по библиотеке, и в виду получения Вами пенсии, Вы освобождаетесь от должности заведующего читальным залом с 1 августа 1828 г." (там же, л. 62). Не мысля себя вне стен библиотеки, 30 августа Яков Герасимович подает прошение о переводе на должность "помощника заведующего научным отделом по русской истории, для продолжения работы по составлению портретной картотеки общественных деятелей" (там же, л. 63). Однако его просьба не была удовлетворена.
После увольнения из библиотеки Я. Г. Квасков продолжал регулярно приходить туда, уже в качестве рядового читателя, занимаясь научной работой.
В 1940 г. с ним познакомились О. Н. Сетницкая и Е. А. Крашенинникова, молодые студентки-историки, последовательницы Н. Ф. Федорова. О своей встрече с бывшим сослуживцем Федорова они сообщили философу-федоровцу А. К. Горскому, автору серии очерков "Н. Ф. Федоров и современность" (Вып. 1-4, Харбин, 1928-1933), с которым состояли в постоянном общении и переписке. На это последовал следующий ответ:
"Что касается Кваскова, то было бы весьма невредно, если бы Вам удалось сойтись с ним поближе. Это весьма благородного вида старичок (похож на портрет Ап. Ник. Майкова). В свое время меня с ним познакомили, но из беседы с ним ничего не удалось извлечь для биографии Н. Ф. такого, что не было бы уже известно по печатным материалам. Может быть, я не сумел его как следует раскачать. Беседа шла в официальной обстановке в Каталожной библиотеки, где тогда висел Пастернаковский портрет, и Квасков о нем отзывался, что Н. Ф. "совершенно как живой", каковые слова я и вставил в свой очерк, но больше от него ничем не попользовался. В 1937 ом году мы с Лялей пошли по недрам библиотеки (в числе экскурсантов) - желая увидеть портрет Н. Ф. на прежнем месте, но там его не оказалось. Спросить было неловко. Вдруг я увидел стоящего в стороне Кваскова, - быстро подошедши, тихо спросил, - а где же тут был портрет? Он махнул рукой:
"Убрали". - Куда? - "Это мне не известно". Может быть и известно, но не считал себя вправе сообщить. Меня он, конечно, не узнал. В последующие года вплоть до нынешнего, заходя в библиотеку, я нередко вижу его сидящим за столом читального зала. Он, очевидно, уже не служит, вышел на пенсию, но не может расстаться с привычной атмосферой" (А. К. Горский. Письмо О. Н. Сетницкой и Е. А. Крашенинниковой от 10 апреля 1940. Собрание Е. Н. Берковской (Сетницкой)).
Августа Ивановна Калайдович (?-1920) - вольнотрудящаяся при библиотеке Музеев с 1 января 1897. (Сообщено Л. М. Коваль.) Согласно разысканиям В. С. Борисова, в библиотеку поступила по рекомендации Н. И. Стороженко. "Имела "диплом домашней учительницы, хорошо знающей французский язык, служившей около 15 лет заведующей библиотеки Общества воспитательниц и учительниц"" ("Начала", 1993, № 1, с. 152).
Елизавета Павловна Покровская (?-1919, по другим сведениям - 1920) - вольнотрудящаяся при библиотеке Музеев с 1 ноября 1897 г. по 1919 г. (Сообщено Л. М. Коваль.)
Н. Янчук - см. примеч. 7 к письму 205.
С. Щуров - см. примеч. 37.
Мария Викторовна Горская (1871-1928) - сестра С. В. Горской. Окончила 1 ю Московскую женскую гимназию. Мечтая стать врачом и нуждаясь в заработке, с 1897 г. начала подрабатывать вольнотрудящейся в библиотеке Музеев; работала там по 1902 г. Затем поступила в Лионский университет, окончив который получила звание доктора медицины. Сдав экзамен в Московском университете, с 1908 по 1910 гг. работала врачом в Московском приюте для сирот; затем ряд лет была земским врачом. См. о ней: О. Попова. Три поколения одной семьи работали в Румянцевском музее // Библиотека, 1998, № 4, с. 25-27.
Сергей Ефимович Черемин родился 2 июля 1872 г. в Москве. С 27 ноября 1895 г. работал в Музеях по вольному найму сначала младшим, а затем старшим чиновником для письма. Параллельно С. Е. Черемин на безвозмездной основе исполнял функции помощника смотрителя здания Музеев, а с лета 1898 г., когда в Музеях начались строительные работы, стал помощником секретаря Музеев по делопроизводству на этих работах. В 1904 г. директор Музеев ходатайствовал перед министром народного просвещения о присвоении С. Е. Черемину за его заслуги перед Музеями звания личного почетного гражданина (присвоение этого звания "за отлично-усердную и полезную деятельность" состоялось 29 декабря 1905 г.). См.: Личное дело С. Е. Черемина // Архив РГБ, оп. 126, д. 57.
Александр Иванович Кирпичников (1846-1903) - литературовед, специалист по истории мировой литературы, член-корреспондент Академии наук. В 1873-1894 гг. преподавал в Харьковском, а затем - в Новороссийском университетах. Во второй половине 1890 х гг. был командирован в Санкт-Петербург и Москву для научной работы, читал лекции в Московском университете. В штат Московского Публичного и Румянцевского музеев на должность хранителя отделения доисторических, христианских и русских древностей принят 1 августа 1898 г. В 1902 г. назначен библиотекарем библиотеки Музеев, а 1 февраля 1903 г. - помощником ректора Московского университета. В последней должности А. И. Кирпичников проработал всего несколько месяцев - 30 апреля 1903 г. он скончался. Некролог А. И. Кирпичникова был помещен в "Отчете Московского Публичного и Румянцевского музеев за 1903 г." (М, 1904, с. 5-8) - в том же отчете говорилось и о другой утрате Музеев, кончине Н. Ф. Федорова.
Подпись А. И. Кирпичникова под письмом сотрудников Музеев можно объяснить двояко: либо А. И. Кирпичников в момент подписания письма сослуживцами Федорова находился в Музеях и поставил свою подпись на правах давнего читателя и почитателя (в рукописном отделении и библиотеке Музеев он занимался к тому времени уже более двадцати лет), либо, что также возможно, ученый в это время работал в Музеях на правах вольнотрудящегося.
71 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 86, лл. 4-5 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 7, л. 4). Датируется на основании ответного письма Н. Ф. Федорова от 25 октября 1898. Данное письмо было оставлено Г. А. Джаншиевым Н. Ф. Федорову в библиотеке Румянцевского музея вместе с отдельными оттисками статьи Н. Ф. Федорова "Ассирия и Урарту", помещенной во втором издании сборника "Братская помощь пострадавшим в Турции армянам" (М., 1898).
72 Судя по этим указаниям, изъятое из статьи Н. Ф. Федорова "Ассирия и Урарту" примечание было обширным и содержало идею обращения армии в естествоиспытательную силу. Quasi una fantasia - вроде фантазии (итал.).
73 Печатается по: OP РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 86, л. 6 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4 ед. хр. 7, л. 4).
74 Возможно, речь идет о статье Н. Ф. Федорова "Ассирия и Урарту", помещенной во втором издании сборника "Братская помощь пострадавшим в Турции армянам" (сборник был издан редакцией газеты "Русские ведомости" при непосредственном участии Г. А. Джаншиева, одного из ее редакторов-издателей). В самих "Русских ведомостях" за период с сентября по конец октября 1898 гг. никакой статьи Н. Ф. Федорова не обнаружено.
75 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 74, лл. 3-4 об. (копия рукой Н. П. Петерсона - там же, л. 5). Ранее опубликовано: "Начала", 1993, № 1, с. 147. Владимир Эдуардович Ден (1867-1933) - экономист, статистик. В 1890 х гг. - сотрудник газеты "Русские ведомости", позже - профессор Петербургского политехнического института (продолжил в нем работу и после революции), автор ряда лекционных курсов по статистике и экономической географии. Среди его работ: "К учению о ценности. Три очерка. 1. Адам Смит. 2. Давид Рикардо. 3. Карл Родбертус-Ягецов". СПб., 1895; "Лес и лесное хозяйство России". СПб., 1905. "Каменноугольная и железоделательная промышленность". СПб., 1907; "Очерки по экономической географии". Ч. 1, СПб., 1908; "Новая Европа", СПб., 1922 и др.
С Н. Ф. Федоровым В. Э. Ден познакомился через библиотеку Московского Публичного и Румянцевского музеев, которую регулярно посещал.
Из письма И. М. Ивакина Н. Н. Черногубову от 9 марта 1899 (Т. IV наст. изд., с. 669) следует, что существовало по крайней мере одно письмо Н. Ф. Федорова к В. Э. Дену. До настоящего времени оно не разыскано.
76 По предположению В. С. Борисова ("Начала", 1993, № 1, с. 151), речь идет о Василии Николаевиче Строеве, историке, впоследствии - приват-доценте Московского университета. В 1890 х годах, будучи студентом Московского университета, он регулярно занимался в библиотеке Музеев. См. его запись от 21 сентября 1895 г. под № 242 в "Книге собственноручной записи лиц, желающих заниматься в читальном зале. 1895-1896 гг.": "Василий Николаевич Строев, студент, б<ольшая> Молчановка, д. Грекова" (Архив РГБ, оп. 17, д. 19, л. 14).
77 Последний день работы Н. Ф. Федорова в библиотеке Музеев - 31 октября 1898 г. 11 ноября 1898 г. он выехал из Москвы в Воронеж. Таким образом, письмо В. Э. Дена написано еще во время пребывания Н. Ф. Федорова в Москве.
78 Владимир Николаевич Ивановский (1867-1939) - историк философии и психологии; в 1893-1900 - секретарь Московского психологического общества, с конца 1898 г. - приват-доцент Московского университета (позднее работал в Казанском, Санкт-Петербургском, Минском и Самарском университетах). В 1890 е гг. занимался проблемами средневековой философии (работы: "Мистика и схоластика XI-XII вв". М., 1897; "Народное образование и университеты в средние века". М., 1898). Среди других дореволюционных работ: "Очерк жизни и деятельности Н. Я. Грота". М., 1900; "Система логики силлогистической и индуктивной". М., 1900; "Введение в философию". Ч. 1. Казань, 1909 и т. д.
Как установил В. С. Борисов, Н. В. Ивановский некоторое время - в 1892-1893 гг. -был почти что соседом Н. Ф. Федорова: местожительство Ивановского в это время - "Пречистенка. Денежный пер., д. 12, кв. Озерова", Федорова - Молочный пер., дом Иванова (№ 9). "В связи с этим, - по мнению Борисова, - общение с Н. Ф. Ф. могло быть особенно интенсивным: из библиотеки часть пути они могли идти вместе" ("Начала", 1993, № 1с. 151).
79 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 82, лл. 1-2 об. (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, лл. 9-11).
80 О Я. Ф. Браве и его книге "Одно из наших центральных просветительных учреждений (Очерки Румянцевского Музея)". М., 1898, см. примеч. 19 к разделу "Библиотеки и музейно-библиотечное образование" - Т. III наст. изд., с. 670.
81 Я. Ф. Браве передал экземпляры своей книги "Одно из наших центральных просветительных учреждений" писательнице и журналистке Е. С. Некрасовой, с которой Н. Ф. Федоров был знаком еще со времен Чертковской библиотеки (подробнее см. в наст. томе примеч. 4 к разделу "Дополнения" "Материалы Н. Ф. Федорова"), вдове Д. П. Лебедева М. С. Лебедевой и С. О. Долгову.
82 Библиотека филолога, этнографа, профессора Харьковского университета Петра Алексеевича Бессонова (1827-1898) представляла собой собрание книг по языкознанию, истории, этнографии (на русском и иностранных языках), в том числе изданий по русской и славянской народной песне. В ней имелся "целый ряд старинных сборников песен, чрезвычайно редких" (У. Г. Иваск. Частные библиотеки в России. СПб., 1911, с. 67). Николай Ильич - Н. И. Стороженко.
83 Речь идет о директоре Музеев М. А. Веневитинове.
84 По всей вероятности, С. А. Белокуров (см. примеч. 4 к письму 76) интересовался рукописным и книжным собранием П. А. Бессонова на предмет приобретения его для Московского Главного архива Министерства иностранных дел.
85 Старая история (нем.).
86 Алексей Максимович Миронов (1866 - после 1918) - историк искусства. Окончил Харьковский университет, диссертацию на степень доктора истории и теории изящных искусств защитил по теме "Картины загробной жизни в греческой живописи на вазах" (М, 1895). С сентября 1900 по март 1906 г. служил в Московском Публичном и Румянцевском музеях заведующим читальным залом. В 1902-1903 гг. читал лекции по истории искусства на высших женских курсах в Москве. С весны 1906 г. - преподаватель Казанского университета. Автор печатных лекционных курсов "История христианского искусства" (Казань, 1908-1909), "История эстетических учений" (Казань, 1907) и др.
С Н. Ф. Федоровым познакомился в библиотеке Московского Публичного и Румянцевского музеев. Можно предположить, что именно Н. Ф. Федоров в 1898 г. вдохновил А. М. Миронова на написание очерка "Московский Публичный и Румянцевский Музей как художественно-просветительное учреждение" (см. примеч. 90), как незадолго до этого побудил Я. Ф. Браве к созданию книги "Одно из наших центральных просветительных учреждений (Очерки Румянцевского Музея)".
87 О Н. В. Шаховском и его взаимоотношениях с Н. Ф. Федоровым см. примеч. 112 к разделу "Приложения" "Письма Н. П. Петерсона В. А. Кожевникову".
88 Указ о назначении Н. В. Шаховского председателем Петербургского цензурного комитета последовал 21 декабря 1898 г. ("Правительственный вестник", 29 декабря 1898 (10 января 1899), № 282). Получение от Я. Ф. Браве этого известия сыграло важную роль в решении Н. Ф. Федорова переехать из Воронежа в Сергиев Посад (см. письмо Н. П. Петерсона к В. А. Кожевникову от 23 января 1899).
89 О В. Э. Дене см. примеч. 75.
90 А. М. Миронов. Московский Публичный и Румянцевский Музей как художественно-просветительное учреждение // Вестник Воспитания, 1899, № 1, с. 34-55 и отд. оттиск. В своей статье публицист указывал на то значение, которое имело для Москвы перенесение в нее Румянцевского музея: до начала 60 х годов древняя столица "не обладала еще ни одним из таких художественно-воспитательных учреждений, доступных всем слоям общества", какими в Санкт-Петербурге были Эрмитаж и Академия художеств. А затем на протяжении почти тридцати лет "Румянцевский музей оставался в указанном роде единственным [...] рассадником и распространителем историко-художественных знаний, а вместе с ними и воспитателем эстетического вкуса и понимания среди разнохарактерной массы его посетителей" (указ. соч., с. 34-35). Подробно останавливаясь на описании каждого отдела Музеев, он подчеркнул, что коллекции музеев должны не только доставлять чисто эстетическое наслаждение, но и носить просветительский характер, "наглядно показывать посетителю историческое развитие искусства" (указ. соч., с. 35-36).
91 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 82, лл. 3-4 об. (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, лл. 11-13).
92 Я. Ф. Браве имеет в виду свое письмо к Н. Ф. Федорову от 27 декабря 1898.
93 М. А. Веневитинов.
94 О С. П. Щурове см. примеч. 37.
95 Я. Г. Квасков (см. примеч. 70).
96 О своем намерении поехать в Воронеж Я. Ф. Браве сообщал Н. Ф. Федорову в письме от 27 декабря 1898. Однако, по всей видимости, это намерение не было осуществлено. В том же письме от 27 декабря Браве сообщает Федорову о своей болезни, связанной с сильным переутомлением от постоянной работы. Несколько ранее - в ночь с 22 на 23 декабря - он обращается к Н. Н. Черногубову с просьбой одолжить ему денег (ОР РГБ, ф. 328, к. 4, ед. хр. 20, лл. 1-2); и сразу же начинается напряженная работа над очередным сочинением, поскольку зарабатывал Браве научно-литературным трудом. Эта работа очень быстро вновь уложила его в постель. "Все хвораю, т. е. переутомлен писанием и писанием по целым ночам. C'est une maladie, c'est une fievre scarlatinee (это болезнь, это лихорадка от скарлатины. - Сост.), какой-то нелепый и, вероятно, бесцельный запой", - жаловался он Черногубову, прося отсрочки возврата долга: "...я еще не успел договориться с издателем каким-нибудь относительно издания разрешенной уже цензурою книги о попечительствах о народной трезвости. У меня совсем парализована воля" (там же, лл. 3-4). Наконец, 7 февраля было написано последнее письмо:
"Дорогой
Николай Николаевич!
Я окончательно свалился. Страшные невралгические боли в голове. Если можете и не противно Вам, - par [vo]lonte (если хотите. - Сост.) проведайте меня. Чем раньше это случится, тем лучше.
Ваш Я. Браве.
P. S. Письмо это только подписано мною, так как много водить пером я не в силах" (там же, л. 5).
В собрании Н. Н. Черногубова в ОР РГБ хранится письмо к нему В. Э. Дена, сообщающее о смерти Я. Ф. Браве:
"16/II 1899
Многоуважаемый Николай Николаевич.
Я. Ф. Браве скончался 15/ II в 11 час. вечера после операции от воспаления мозга. Похороны 18 го в 9 час. утра из Голицынской Больницы (об этом будет объявление в Русских Ведомостях завтра 17 го). - Завтра 17 го в 7 час. вечера панихида в Голицынской Больнице. Влад. Ден" (ОР РГБ, ф. 328, к. 4, ед. хр. 45, л. 1 об.).
Н. Ф. Федоров присутствовал и на панихиде, и на похоронах Я. Ф. Браве (16 февраля 1899 г. он вернулся из Воронежа в Москву, направляясь в Сергиев Посад), вместе с В. А. Кожевниковым написал его некролог.
В "Отчете Московского Публичного и Румянцевского музеев за 1898 г." (М., 1899, с. 14) был также помещен краткий, но прочувствованный отклик на кончину Я. Ф. Браве:
"В самые последние дни 1898 г. Я. Ф. Браве (Е. Варб) издал книжку под заглавием "Одно из наших просветительных учреждений", содержащую подробный, прекрасно составленный очерк истории и современного положения Румянцевского Музея, а также его значения в ряду ученых учреждений России и задач, лежащих на нем в будущем. К сожалению, работа эта была последним трудом автора. Изнуренный непосильными занятиями, Я. Ф. Браве скончался весною 1899 года. Настоящей краткой поминкой в отчете исчерпывается глубокая признательность Музеев к их добровольному историографу и уважение, которое они питают к его памяти, как одного из трудолюбивейших исследователей, долгие годы занимавшихся в их библиотеке".
97 В. М. Владиславлев, с которым у Н. Ф. Федорова произошла размолвка, написал Н. Ф. Федорову только 1 февраля 1899 (см. след. письмо). Обстоятельства этой размолвки точно выяснить не удалось. Известно, что в 1896 г. между Федоровым и Владиславлевым возникло несогласие в оценке проекта реконструкции Московского Кремля, принадлежавшего В. И. Баженову, и факта передачи баженовской модели Кремля в Румянцевский музей (см. заметку Н. Ф. Федорова "Ответ Владиславлеву" - Т. III наст. изд., с. 106-107), однако была ли эта размолвка последней, без дополнительных данных установить трудно.
98 См. примеч. 86.
99 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 85 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, лл. 15-17). О В. М. Владиславлеве и его размолвке с Федоровым см. примеч. к письму 105 (преамбула) и примеч. 97 к данному разделу.
100 К копии этого письма Н. П. Петерсон сделал следующее примечание:
"Едва ли Н<иколай> Ф<едорови>ч отвечал на это письмо, - на него мало действовали признания в любви к нему самому, в основе которой не было любви к делу, которому Н<иколай> Ф<едорови>ч отдал всю жизнь свою, к делу спасения людей от всякого рода бедствий, от голода, болезней и самой смерти. А Владиславлев, очевидно, был чужд этому делу; как видно из его письма, он не хотел печатно сказать о том, о чем просил его Н<иколай> Ф<едорови>ч, а Н<иколай> Ф<едорови>ч мог просить его только об одном - сказать что-либо о деле, которому он отдал всего себя и к которому хотел привлечь всякого, к нему приближавшегося. Владиславлев противился этому, следовательно, не видел в деле, которому служил Н<иколай> Ф<едорови>ч, того, что видел в нем Н<иколай> Ф<едорови>ч, был чужд ему, и вместо этого говорит о предстоящей ему работе в качестве податного инспектора, о подворно-статистическом исследовании Каневского уезда для вывода крестьянского бюджета в видах того, чтобы бить в набат, если окажется, что благосостояние крестьян систематически ухудшается. Н<иколай> Ф<едорови>ч, придавая великое значение знанию, науке, весьма скептически относился к статистике и даже не к волостной только; он видел нечто противоестественное в том, когда предметом исследования делают живых людей вместо того, чтобы призвать их к самоисследованию, а статистика, или служители ее - статистики - так именно и поступают, они делают предметом своих исследований живых людей, которые, не понимая, для чего требуются собираемые сведения, не считают нужным давать сведения верные и часто заподозривают, что собираемые статистиками сведения нужны им для злых целей. Точно так же и бить в набат не в случае внезапности такого бедствия, как пожар, Н<иколай> Ф<едорови>ч не считал целесообразным. Словом, Владиславлев, - хотя по его словам и любил Н<иколая> Ф<едорови>ча, - совсем его не понимал, не понимал даже тогда, когда обещал издать свою работу с соблюдением карточной системы, т. е. с приложением к книге, которую собирался издать, библиотечной карточки, т. е. такой карточки, о которой говорится в статье - "Что значит карточка, приложенная к книге". Н<иколай> Ф<едорови>ч придавал серьезное значение таким карточкам в том лишь случае, если бы они прилагались к каждой выходящей книге, и притом по одной определенной форме, потому что в этом лишь случае составление библиотечных каталогов из дела трудного и весьма медленного стало бы легким и скорым; но для того, чтобы при каждой книге была такая карточка, нужно распоряжение власти; приложение же библиотечных карточек только к некоторым, к небольшому сравнительно числу книг никакого серьезного значения иметь не может" (ОР РГБ, ф. 657, к. 4, ед. хр. 12, лл. 17-18).
101 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 95 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 7, л. 5). О Н. И. Стороженко см. примеч. 15 к "Дополнению к разделу "Библиотеки и музейно-библиотечное образование"". Ответ Н. Ф. Федорова последовал 23 марта (письмо 182).
102 См. примеч. 2 к письму 182.
103 М. А. Веневитинову, директору Московского Публичного и Румянцевского музеев.
104 См. примеч. 96.
105 Речь идет о художнике В. В. Верещагине. О его контактах с Н. Ф. Федоровым см. примеч. к письму 77 (преамбула).
106 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 6, ед. хр. 68, лл. 63-64 об. (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 6, лл. 160-162).
Ответ на письмо Н. Ф. Федорова от 29 марта 1899.
О В. Я. Симонове см. примеч. к письму 184 (преамбула).
107 См. примеч. 7 к письму 184.
108 В газете "Новое время" за период с конца марта по июль 1899 г. новых статей В. Я. Симонова не обнаружено. Свою точку зрения на задачи армии в мирное время применительно к железнодорожным войскам В. Я. Симонов высказал в докладе, сделанном на первом частном собрании членов Общества ревнителей военных знаний 9 марта 1899 г. (т. е. практически параллельно с написанием статьи "Военные мысли о штатском деле"). Он подчеркнул, что железнодорожные батальоны должны быть сторожевою воинскою частью специального назначения и что и в мирное время их обучение и деятельность должны быть ориентированы прежде всего на те задачи, которые батальонам придется исполнять во время войны ("О современной подготовке наших железнодорожных войск. Отчет о докладе военного инженера полковника В. Я. Симонова, сделанном им 9 марта 1899 г.". СПб., 1899, с. 15).
109 Речь идет о статье Н. Ф. Федорова "Задача конференции мира". Статья не была напечатана.
110 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 87 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, лл. 33-34). Об И. М. Ивакине и его взаимоотношениях с Федоровым см. преамбулу к разделу "Приложения" "И. М. Ивакин. Воспоминания (фрагменты)".
111 С Н. Н. Черногубовым (см. о нем примеч. к письму 280 (преамбула)) И. М. Ивакин, скорее всего, познакомился через Н. Ф. Федорова в библиотеке Румянцевского музея. Данное письмо свидетельствует, что И. М. Ивакин принимал посильное участие в судьбе Черногубова, который в 1899-1900 гг. испытывал значительные материальные трудности. Помогали Черногубову и другие лица из окружения Федорова: так, вопросами его трудоустройства занимался Ю. П. Бартенев - в сентябре 1900 г. он ходатайствовал о принятии Черногубова на службу в московскую прогимназию (см.: ф. 328, к. 4, ед. хр. 10, лл. 5-6).
112 Устроить Н. Н. Черногубова на службу по цензурному ведомству через Н. В. Шаховского (см. примеч. 112 к разделу "Письма Н. П. Петерсона к В. А. Кожевникову") не удалось. Было ли написано Н. Ф. Федоровым письмо к Н. В. Шаховскому с ходатайством о помощи Н. Н. Черногубову, составить которое просит ниже мыслителя И. М. Ивакин, неизвестно.
113 Желание Н. Н. Черногубова заняться "Дневником" А. В. Дружинина не осуществилось. Неоднократно предпринимавшиеся попытки опубликовать "Дневник" (он хранился вначале у Г. В. Дружинина, затем у его сына В. Г. Дружинина, потом у внука А. В. Дружинина, тезки знаменитого писателя, а после его смерти был передан в РГАЛИ) по разным причинам так и не увенчались успехом. "Дневник" вышел в свет лишь в наши дни - см.: А. В. Дружинин. Повести. Дневник. М, 1986. О судьбе "Дневника" см.: В. Г. Дружинин. А. В. Дружинин (1824-1864) и его Дневник//Указ. соч., с. 421-426.
114 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 83 (копия рукой Н. П. Петерсона - к. 4, ед. хр. 12, л. 39). Данная телеграмма была отправлена директором Московского Публичного и Румянцевского музеев М. В. Веневитиновым в Асхабад, где Н. Ф. Федоров находился с конца августа 1899 г. Скорее всего, она послана 23-24 декабря, поскольку содержит поздравление одновременно с именинами Федорова (24 декабря по ст. стилю - празднование памяти преп. схимонаха Николая Славянина), праздником Рождества Христова и Новым годом. Однако не исключено, что она может быть датирована и 5-6 декабря (6 декабря по ст. стилю -память свт. Николая, архиепископа Мир Ликийских, чудотворца).
115 Печатается по: ОР РГБ, ф. 178 (Музейное собрание), карт. 8566, ед. хр. 43.
Установить автора данного письма нам не удалось. В картотеке ОР РГБ и описи ф. 178 стоит "Н. Ко..." и указана возможная расшифровка подписи: "Н. Коган [?]".
116 Речь идет о Д. П. Лебедеве (см. примеч. 9 к разделу "Приложения" "Письма Н. Ф. Федорову разных лиц").
117 Отчеты Императорской публичной библиотеки в Санкт-Петербурге издавались с 1813 по 1917 гг. (всего вышло 67 томов).
118 Речь идет о многотомном библиографическом справочнике, составленном французским библиографом Жаком Шарлем Брюне (1780-1867): "Manuel du libraire et de l'amateur de livres" ("Учебник книгопродавца и книголюба"). Первое его издание вышло в свет в Париже в 1810 г. и затем постоянно пополнялось новыми данными. Четвертое издание в 5 ти тт. появилось в 1842-1844, пятое - в 1860-1865.
На оригинале печатаемого письма название справочника Брюне и ссылки на 4 и 5 издания зачеркнуты простым карандашом рукой Н. Ф. Федорова (по всей видимости, в собрании Д. П. Лебедева они отсутствовали).
119 Речь идет об издании: "Опыт российской библиографии". Т. 1-5. СПб., 1813-1821, материалы для которого были подготовлены и обработаны библиографом, сотрудником Императорской Публичной библиотеки Василием Степановичем Сопиковым (1765-1818). На оригинале письма рукой Н. Ф. Федорова под словами "Сопиков. Со страницей о Радищеве" простым карандашом проставлены выходные данные указанного издания.
120 В оригинале письма здесь и далее стоит "Уляницкий", однако должно быть "Ульянинский". Дмитрий Васильевич Ульянинский (1861-1918) - библиофил и библиограф, собравший одну из богатейших в дореволюционной России частных книжных коллекций (см.: "Библиотека Д. В. Ульянинского. Библиографическое описание". В 3 х тт. М., 1912-1915).
121 Николай Васильевич Губерти (1818-1896) - библиограф, составитель "Материалов русской библиографии" (XVIII в.) в 3 х тт. (1878, 1881, 1891). Его библиотека включала в себя преимущественно редкие книжные издания XVIII в. После смерти Н. В. Губерти часть коллекции (библиографические издания, книги по мистике, собрание указов и манифестов XVIII столетия) была приобретена Д. В. Ульянинским. Впоследствии книги по мистике перешли к Г. В. Юдину, собрание манифестов и указов было продано Ульянинским в разные руки и в его распоряжении остался лишь библиографический отдел библиотеки Н. Губерти, существенно расширивший соответствующий раздел его собственного книжного собрания (см.: У. Г. Иваск. Частные библиотеки в России // Русский библиофил, 1911, №6, с. 81-82).
122 Обменивать и продавать лишние экземпляры библиотека Музеев начала с 1875 г. (к этому году помощником библиотекаря А. П. Бушера были отобраны дублеты и составлен их каталог, тогда же выпущенный в свет). Эта деятельность давала возможность библиотеке приобретать новые издания, а также книги, отсутствующие в ее собрании. Однако во второй половине 1880 х гг., после того как была запрещена продажа и ужесточены правила обмена дублетов библиотеками, торговля дублетами в библиотеке Музеев фактически была прекращена. В 1890 е гг. библиотека Музеев, сотрудниками которой регулярно велся отбор дублетных изданий (см. "Отчеты" за 1892-1894, 1895, 1897, 1899 гг.), в основном обменивалась дублетными изданиями с другими библиотеками и частными лицами, а также оказывала существенную благотворительную помощь из дублетного фонда различным обществам и учреждениям, обращавшимся к ней за содействием: так, Александровской публичной библиотеке в Самаре было передано около 1000 изданий, Радищевскому музею и городской публичной библиотеке г. Саратова - 2000 изданий ("Отчет Московского Публичного и Румянцевского музеев за 1892-1894 гг.", М., 1895, с. 69).
123 Ниже простым карандашом рукой предположительно С. О. Долгова приписано: "Акты Арх<еографической> Ком<иссии> 4 т., Востоков, Хлудов, Геннади - Словарь" (ОР РГБ, ф. 178, карт. 8566, ед. хр. 43, л. 2 об.) - по всей видимости, это перечень изданий, имевшихся в собрании Д. П. Лебедева.

Федоров Н.Ф.

Письма Н. Ф. Федорову

Письма Н. Ф. Федорову

Комментарии

Письма Н. Ф. Федорову разных лиц

Комментарии. Письма Н. Ф. Федорову разных лиц