Всякое звено в канате (по-балаганному остроумничает Ницше) протянуто от животного к сверхчеловеку¹⁴⁴; всякое живое существо, ощущая боль и отвращение к себе, упраздняет себя и производит сверхчеловека, который в свою очередь повторяет этот болезненно отвратительный процесс. Столь сильно и ярко выраженный Фейербахом ход слепой природы, которая, рождая сынов, умерщвляет отцов, Ницше по своей бесчувственности хочет дать почувствовать, изобретая для этого такую прогрессивную лестницу казней, в которой каждая ступень - ужас и отвращение.

Единственная польза, которую можно извлечь из ницшеанской болтовни, это - глубочайшее отвращение к бесцельному существованию. Не высказывает ли Заратуштра величайшую слабость сострадания (ибо, по Ницше, сострадание - слабость, и предосудительная!), когда, слыша вопли страждущих: "предай нас смерти! избавь нас от страдания!", он говорит: "ты должен убить себя!?" Чего, кажется, большего! все достаточно ясно! Но наш болтун поясняет и самое ясное: "ты должен добровольно изъять себя из жизни". Если жизнь сверхчеловека состоит в том, чтобы испытывать наибольшее страдание и отвращение, то ему недостаточно терпеть и переносить мучительное и отвратительное, а надо еще умножать его: причинять страдания, наносить раны, наслаждаться видом и смрадом их. Сверхчеловек вступает в больницы и бродит по полям битв, чтобы испытать степень своей бесчувственности и "смеяться" при виде усиления страданий. "Горе смеющимся!" - говорит Ветхий Завет. Для "Мудрого" же (в духе Ницше) нужен "божественный смех". Не тяжелою поступью, а "с пляскою" лихою, "подобно вихрю перед бурею", "несется сверхчеловек над болотом тяжелой тоски"... "Надо, - восклицает Ницше, - надо выплясаться, высмеяться из самого себя; надо подняться вверх на крыльях пляски и смеха, то есть превзойти и эту мерзость"!..¹⁴⁵ Картина смеющегося и пляшущего сверхчеловека, проносящегося над всем, где есть горе и страдание, и ниспосылающего новые муки уже страждущим, - картина зловеще-эффектная, но и она - украденная: вспомните хохот Тертуллиана при изображении Суда, гибели мира и адских мук!..

Разгадка ницшеанства - самая простая. Ницше совсем не знает, что род человеческий приближается к совершеннолетию. Он, как ребенок, и, конечно, очень испорченный, знает только игру, и ничего выше игры себе и представить не может. Он писал о происхождении греческой трагедии, когда разыгрывалась франко-германская трагедия; даже освободившись от эстетики Шопенгауэра и Вагнера (последнее его произведение "Nietsche contra Wagner")¹⁴⁶, он все-таки не понял приближения совершеннолетия. Только при таком воззрении можно объяснить себе учение о бесконечных возвратах. Если смотреть на жизнь как на игру, а на мир как на театральное зрелище, можно понять и эту нелепейшую нелепость, понять желание, "чтобы все повторялось именно в том виде, в каком оно есть, века вечные" (как бы дурно оно ни было!), то есть в самом несовершенном виде. Ницше не только мирится с тем, что было, но и ненасытно кричит: "da capo!"¹⁴⁷ или "bis!", требуя бесконечных повторений и имея при этом в виду не себя одного, а всю мировую комедию, и не только это "представление" само по себе, но главным даже образом того, кому это представление нужно и кто делает его нужным... Но кто же это? Кто, как не "circulus vitiosus - Deus?!"¹⁴⁸, - божественный заколдованный круг или попросту - несовершеннолетие, которое именно и состоит в творении и повторении подобий, игр, игрушек и забав! Бог здесь (то есть слепая стихийная сила) - автор пьесы и режиссер миллионы раз повторяемой драмы; люди же - ее марионетки!.. Из области эстетики для несовершеннолетних Ницше никогда не выходил: "Заратуштра" есть также сочинение о происхождении и повторение трагедии или комедии мира. Остается спросить: какое же первое условие, необходимое для допущения всех этих неразумностей, всего этого безумия? Ответ может быть только один: отсутствие разума, чем и был наказан автор.