Нашему эпизоду 90-х годов о "Не-делании" Толстого, возникшему в противоположность позитивистической защите бесцельного труда или делания Эмилем Золя* соответствует в Германии 70 х годов разрыв Фридриха Ницше с учением Шопенгауэра и с эстетикой Рихарда Вагнера и переход автора "Заратуштры" к позитивизму. То, что он называл вакхическим началом и несвоевременным культом гения, он заменил началом сократическим, ограничивающим высокие полеты; страстное самозабвение в упоении, энтузиазме, экстазе, вдохновении и восхищении художественного творчества он заменил бесстрастным, холодным, сухим, бесчувственным, бездушным рассудочным знанием, пассивным, не-деятельным, - наукою, отрицающею всякую цель жизни.

Во-вторых, заменил он "несвоевременное", или жизнь с дальними предками, современным, жизнью с потомками "с ближайшими добрыми соседями ближайших вещей"¹⁰⁶. И такого ограничения жизни он не счел падением, "decadence"'ом хотя и признавал, что, быть может, эта страсть к познаванию (позитивизм) и "приведет человечество к погибели". Однако он предпочитал "гибель человечества регрессу познания" и полагал, что в пожертвовании даже жизнью ради мысли (ради лишь мыслимого, мнимого и бездельного!) "есть что-то необъяснимо высокое, благородное", есть, словом, какая-то аристократическая пошлость.

Но ни в вакхическом или мистическом, ни в позитивистическом или сократическом нет истины! Ограничиваться "позитивным" - значит принять средства за цель; ограничиваться мистическим - значит принять цель за средства.