12-й лист, при небольшом разъяснении¹⁶³, дает ответ на вопрос, требуемый заглавием: "Что такое История?" - и дает <ответ> такой:

Понять Историю значит понять "что мы делаем", делали с незапамятных времен по неведению. Ответ этот дается там, где было сказано о делавших тогдашнюю Историю: "не ведят, что творят", чего нельзя сказать о настоящих*.

12-й лист ставит 2 вопроса: что такое Рим и что такое Иерусалим как составная часть Царьграда? Первый был крепостью цезарепапскою в древности и хотел и хочет быть <твердынею> папоцезарскою в христианском мире. Иерусалим стал храмом, утратил почти значение крепости, потому стал бессилен. Голгофа - гора черепов казненных потомков Адама, а наших предков... храм Воскресения. Понятно, почему эта гора стала местом или целью постоянных покаянных процессий в виде мирных или вооруженных странствований. Здесь, в этой горе, созданной неведением, была как бы сосредоточена и наглядно представлена "вина" человеческого рода. Кающиеся всех христианских стран казнились, казнили сами себя, посыпая главы свои прахом и пеплом, как умерших**, пред целою горою черепов разбойников благоразумных и неблагоразумных (шаливших на больших дорогах), наших отцов, не слепою силою природы умерщвленных, а нашими же отцами казненных.

Гора черепов - памятник двойного преступления, не воздвигнутый только, но и воздвигаемый <непрерывно> обществами, держащимися карою наказания, а не сыновнею любовью, и нынешнее поколение продолжает строить эту гору, хотя оно уже ведает, что ее творение, ее дело есть разрушение, что История как факт есть истребление, борьба. Но Голгофская история не имела бы конца; покаянные процессии были бы бесплодны, не были бы делом искупления, если бы над горою лишенных жизни разбойников не был воздвигнут храм оживления, Воскрешения и если бы это оживление не стало внехрамовым делом.

Византия Константина воздвигла храм, вне же храмовое дело оживления есть дело Новой, освобожденной Византии как центра нового братского союза сынов.

Понятно, почему и вооруженные странствования, крестовые походы к гробу первого и второго Адамов были выражением культа предков, воскрешением, но воскрешением в католическом смысле оправдания делами истребления. Такое воскрешение требовало, нуждалось в протестантском отрицании, чтобы получить православный смысл действительного воскрешения. Выражением протестантства были обходные движения, которые привели к тому, что отрицали, к Горе предков, к Памиру, к тому, что хотели забыть, считали не нужным поминать (молиться). Отрицая необходимость мысленного воскрешения (поминовения), протестантизм и выродившееся из него "знание" неизбежно должны <были> прийти к сознанию необходимости действительного воскрешения, если сословие мысли признает необходимость дела. Заповедь "Шедше, научите...", произнесенная в Иерусалиме, нашла свое завершение на Памире. Памир есть также Гора Черепов и иранских, и туранских, и их общих предков, хотя и не казненных, но и не одною слепою силою <умерщвленных> (как ни могуча эта неродственная нам сила природы на этой высоте), но и не без участия потомков умерщвленных, если рождение сынов есть смерть отцов. Памир - гора первородного греха и наивысшего проявления смертоносной силы природы. Пасха на Памире есть переход чаяния воскресения в деяние; Памир есть престол для завершения литургии, не нуждающейся в антиминсе, где таинственное делается явственным. "Шедше, научите" есть заповедь, относящаяся только к первой части литургии, к оглашению, воспитанию, соумиранию, усыновлению. Говорить сынам о их долге к отцам было бы оскорбительно для сынов, а унижать свое творение - свойство одинокого, а не Триединого Бога; потому-то и нет прямой заповеди об участии человека в воскрешении отцов.

Для ученых Голгофа - могила праотца лишь мифически, по художественной потребности, а не по нравственной необходимости, т. е. не по долгу воскрешения. Горою же черепов Голгофа не могла быть для ученых только буквально, потому что у евреев в числе уголовных наказаний не было обезглавления. Голгофа для неученых не признается учеными даже горою распятия невинного проповедника старого учения о любви к ближним. Нравственно Голгофа для ученых есть лишь протест против смертной казни, а не отрицание общества, карою наказаний держащегося, <не> отрицание <такого общества> во имя Царствия Божия, того Царствия, о котором молил разбойник, вспоминая, очевидно, Нагорную проповедь.