С тех пор, как доктор Кулябко сделал опыт оживления сердца, а потом повторил этот опыт и многие другие, можно и должно считать вопрос об оживлении уже открытым. И в кладбищах, бывших Кремлях и острожках как высших инстанциях для решения вопроса о смерти и жизни - их, [попыток оживления,] истинное место, так как Кремли должны превратиться в Школы-Музеи вместе с Храмами.

Опыты оживления, делаемые в больницах, могут и должны стать делом кладбищ, - т. е. кладбища обратятся в больницы.

Опыты Мечникова также могут быть отнесены к вопросу о жизни и смерти; теория же его должна быть признана выражением нынешнего вырождающегося и вымирающего поколения¹⁴¹, которое вопрос о возвращении жизни понимает лишь в смысле ее продления. Теория эта ничего [нового] в себе не заключает, но много старого мерзкого. Пример насекомого, представленный им, сам за себя говорит. Жизнелюбивые личинки, достигнув известного возраста, в брачном наряде поднимаются на воздух и тут совершают браки и вместе с тем теряют и жизнь. Упавшие же, как истощенные, не выказывают никакой любви к жизни и умирают. Подобное и у людей наблюдалось. Молодые в первую ночь так неумеренно предавались половой страсти, что к утру делались стариками, истощенными и даже умирали и, конечно, в последние [минуты] не выказывали ни малейшей любви к жизни от полного истощения. Спрашивается, к чему нужны опыты продления жизни, когда существует такой короткий путь к достижению цели, признаваемой Мечниковым идеальною. Изумительно, почему Мечников думает, что если смерть будет засыпанием (но без пробуждения), то с жизнию будут легко расставаться?

Только глупцы, именно по глупости - следовательно, надо им простить - признают своим правом давать границы долгу к отцам, т. е. родителям за жизнь полученную платить, чем им вздумается.