Птоломеевское мировоззрение и Птоломеевское искусство есть мнимая патрофикация неба, мнимое воскрешение, а Коперниканское должно быть действительным отцетворением, или воскрешением.

Птоломеевское искусство и Коперниканское мировоззрение (наука) представляют противоречие.

Птоломеевское мировоззрение выразилось в искусстве, стало делом, хотя и недействительным, лишь подобием. Коперниканская мысль, вмещая в себе все науки, станет ли делом, действительным воскрешением, что и разрешило бы противоречие Птоломеевского искусства с Коперниканскою наукою.

Птоломеевское мировоззрение (кажущееся) есть персонификация - у интеллигентов, а первоначально патрофикация неба у народа; оно есть лишь мифическое воскрешение. Птоломеевское искусство есть изображение воскрешения - изображение земли, отдающей своих мертвецов (стены храма), и неба, населяемого воскрешенными поколениями (свод).

Коперниканское мировоззрение, чтобы быть доказанным, должно быть не представлением, не видением издали, а должно сделать доступным и осязанию, и управлению, чрез действительную патрофикацию, все миры вселенной.

Искусство, как оно должно быть, или единство природы и искусства. Искусство не такое, как оно теперь есть, т. е. при коем природа остается слепою силою, а искусство мертвым подобием (раздвоение), а такое, каким оно должно быть, т. е. при котором раздвоение между искусством и природой (или мiром) уничтожается, природа из слепой становится управляемой разумом или волею и мiр обращает в мир, а искусство из мертвого подобия, из подобосущного обращает в единосущное, в тождественное бывшим живым существам. Если нынешнее искусство не оставляет без памятника или подобия, хотя и не всех, то будущее искусство, т. е. то, каким искусство должно быть, и не может делать изъятий, будущее искусство будет оживляющим всех (умерших) и чрез них сделает все миры сознанием управляемыми.

Регуляция внешняя. Когда сознание, сыновним чувством направляемое, достигнет до границ разложения частиц, с одной стороны, а всезрящими очами ощутит лучевые образы, идущие от внешности и от внутренности существ, от века погибших, - с другой, тогда воля, тем же сыновним чувством одушевленная, направляя рассеянные и разложенные частицы к сближению и соединению, направит лучевые образы на эти частицы, которым и будет возвращен тот вид, та форма, какую при жизни они имели.

Регуляция внутренняя. Регуляция же сынами своей собственной жизни, от отцов полученной, собранным телам отцов возвратит дух жизни, ибо в искусстве, как оно должно быть, человек есть орудие Самого Бога.

Мифы не были совершенною ложью. Чем лучевые образы отличаются от теней умерших.

Дело, или искусство воскрешения, есть естественное следствие правящего сознания (сознающей регуляции), с одной стороны, входящего в область, в царство разложения, смерти и воссоединяющего по теням или лучевым образам, оставляемым всяким процессом природы (силою этих теней или лучевых образов), разложенные тела, а с другой - входящего в область рождения и превращающего деторождение (т. е. рождение подобий) в сознательное отцетворение.

Ветхий завет осуждает творение подобий в искусственном мире, а Новый завет осуждает творение подобий (т. е. рождение подобных себе смертных) в самой природе.

В ответе на вопрос - "чем должно быть искусство" - нужно сказать, что искусство должно быть воскрешением, которое соединяет в себе созидание и оживление, заменяющие два существенные свойства природы слепой, - рождение и умерщвление. Природа станет воскрешением, когда из слепой превратится в сознающую и чувствующую. Если и самая мысль есть смерть мозговых клеточек, то следующая за ней мысль будет воскрешением предшествующих, так что всякое последующее будет воскрешением предыдущего, чтобы быть воскрешенным в свою очередь.

Мир как факт есть природа, а как проект - искусство, каким оно должно быть, в коем нет ничего чуждого, а все - родное, нет ничего темного (непонятного), а все ясно, светло и прозрачно, и вместе с тем - прекрасно и величаво.

Искусство, каким оно должно и начинает быть, т. е. человек - орудие Бога, и искусство, каким оно было и еще есть, или человек как орудие слепой природы.

Mip до искусства, или господство слепой силы природы, есть Mip падения, потому что искусство есть искупление. Mip до искусства не есть мир, и только искусство, каким оно должно быть, может его сделать миром, согласием. Творить подобия Mipy до искусства, каким оно должно быть, т. е. брать его, Mip, образцом, есть преступление и наибольшее для разумных существ падение. По убеждению же нашего времени, привыкшего носить иго слепой силы, уподобляться природе, ставить ее себе образцом и есть верх совершенства, до которого если наше время и не достигло, то идет к нему прямою дорогою. Жить одною жизнью с природою, превозноситься над себе подобными и быть противником воли Бога, вроде Прометея, истинного Триединого Бога не знавшего, а знавшего только Зевса, т. е. чувственную природу, принимаемую за Бога, - таков идеал нашего времени.

Падающие миры и существо, противодействующее падению, - это противодействие падению (вертикальное положение) и есть начало искусства, в котором это существо является орудием Бога, т. е. как бы приготовление к спасению.

Не в природе - Бог, а с нами Бог.

Мир до искусства значит мир без искусства, слепой - по бездействию разумных существ, падающий - по бездействию правящей регуляции.

Природа в человеке сознает и чувствует свое несовершенство, а потому и является в нем, в человеке, воссоздающею разрушенное и воскрешающею умерщвленное.