Само собою понятно, что и такие статьи, как "Всемирная Выставка"⁷⁵ - как выражение нравственного упадка или несовершеннолетия - и "Проект повсеместного построения школ-храмов" - как начало подъема или совершеннолетия, - взятые в отдельности, будут непоняты, потому уже, что составляют лишь части одного целого, которое остается неизвестным. А это целое кратко может быть названо: "Искусство как дело и как игра", с вопросом - остаться ли при игре или соединиться для дела, задаваемого рождением и смертью всем сынам умерших отцов-предков. Под этим заглавием находит свое естественное место даже такая статья, как Самодержавие и Конституция (или постоянная обструкция), а также и статья о Православии, и если последняя говорит о Боге отцов, то первая говорит о Царе, стоящем в отцов место и руководящем переходом от всеобще-обязательного, юридического и экономического, к всеобще-добровольному или благо-вольному отеческому делу, при коем только и может быть мир на земле. Кратко: О двух титулах, или О Православии и Самодержавии, т. е. о Всеведущем и Всемогущем Боге отцов и о Царе, в праотца место поставленном, руководящем знанием и делом всех. Полное же заглавие всего собрания статей будет следующее: "Чем должно быть искусство*, как оно началось, чем было и чем стало или до чего пало, чтобы подняться к тому, чем должно быть". Пало же искусство до выставки напоказ всего мира произведений соблазна и орудий разрушения как предмета гордости и состязания, т. е. пало до зооантропического искусства, или проявления в первобытном искусстве зверства и скотства.

Началось же искусство созданием Богом человека чрез него самого (т. е. человека), так что последний акт Божественного творчества был первым актом человеческого искусства. Вертикальное положение есть молитвенное положение, первый религиозный подъем, обращение к небу существа, почувствовавшего утрату. Это акт теоантропического искусства. Но в этом акте сама природа в человеке сознала свое несовершенство, сознала, что она, рождая - умерщвляет, созидая - разрушает. Поэтому востание живущего (вертикальное положение) при виде умершего (падшего), обращение к небу первого и воскрешение в виде памятника второго есть естественный акт природы, переходящей от слепоты к свету разума. Таково начальное искусство. Затем оно было или продолжало быть священным в храме, соединявшем все виды искусств, т. е. было воссозиданием мира таким, каким он является нашим внешним чувствам, но вместе и таким, каким он должен быть для нравственного чувства и долга сынов умерших отцов, <т. е.> патрофикациею, или изображением неба (купола), населяемого отцами, из праха земного художественно воскрешенными. Таким подобием неба и становится храм и с внутренней, и с внешней стороны. Посредством скульптуры или росписи бездушный камень и с наружной стороны обращается в ряд одушевленных существ, идущих от земли к небу в воскресения день. Хотя это искусство подобия, а не действительности, Птоломеевское, а не Коперниканское, но это не обман, а проект, написанный на стенах или вырубленный из камня, того, что должно быть. Это скрижаль заповеди божественной и долга человеческого. Хотя мирское искусство победило духовное и <в> наступающий год будет торжествовать свою победу над духовным искусством, но оно победило духовное не в этой, не в проективной форме. Для осуществления проекта храм, чтобы быть ему храмом-школою, должен вступить в союз с недозревшим Музеем, доводя его до зрелости, и <с> отживающим университетом, оживляя его, университет, которому гомункулюсы, прежде лишь брехавшие в чреве своей Alma mater, теперь уже грозят посредством забастовок лишить жизни. Эти гомункулюсы (студенты) суть бессознательные орудия выставки (индустриализма), которая беспощадна ко всему, что ей не служит, ко всему, что не имеет приложения, хотя и показывает еще вид, будто не отвергла еще ни телескопов, ни спектроскопов и т. п. В музеях знание занимает первое место, а на выставках последнее; Музей же должен показать изнанку выставки, открыть ее истину*, что и сделано в статье о выставке с введением, в коем она обличается как нарушительница всех десяти заповедей ветхого завета, которая заградила или залегла на пути к осуществлению нового. К ней же, т. е. к статье о выставке, присоединяется заключение, в коем предлагается Эйфелеву башню обратить в лицевой Синодик миллионеров, миллиардеров, биллионеров с ковчежцами и с изображением того, чем они думали искупить грехи сословий, грядущих в преисподнюю. Но не нужно забывать, что выставка есть собрание игрушек, а потому герои выставки не могут принадлежать к эпохе или эре совершеннолетия.

Чтобы представить всю силу влияния всемирной выставки, нужно представить как бы составленным проект повсеместного построения школ-выставок, чтобы распространить и упрочить господство индустриализма, прямым противодействием которому является проект храмов, связующих всенаучные музеи с университетами и всеми школами. Журналистика есть также орудие индустриализма, производящее движение от нижних слоев общества в верхние, от окраин к центру, от сел в города.

Дело Музея не ограничивается обличением. Музей соединяет в себе все знания (науки) в виде Астрономии и Истории, потому Вышка составляет необходимую принадлежность Музея как реакции против выставки. "Музей с Вышкой" возвращает человека к тому состоянию, когда он, понесший утраты на земле, обратил взоры на небо и, благочестиво собирая останки умерших, усиливался восстановить их образ и подобие. Статья "Несколько предположений по поводу ноябрьских падающих звезд" есть, можно сказать, проект установления вышек на Музеях. Сюда же нужно отнести статью "Падающие миры и существо, противодействующее падению". Затем следует ряд статеек о Музеях, раскрывающих их значение и указывающих на значение их относительно индустриализма и милитаризма и особенно <относительно> критической философии и позитивизма, которые, лишив человека общего дела, сделали выставку представителем единственного блага, доступного человеку. "Право Музея и долг авторский" есть призыв всех ученых к делу музейскому; в статейке о праве авторском это последнее рассматривается как выражение крайнего нравственного упадка, не вменяемого по нравственному несовершеннолетию и отчасти по экономической необходимости или зависимости пишущих от капиталистов. Воссоединение Музея-университета с Храмом раскрывается в статье о внутренней и внешней росписи храма (эстетическое Богословие) и других, составляющих все вообще части проекта повсеместного построения Школ-Храмов.

Проект построения школ-храмов-музеев может быть введен лишь Конференциею мира*. (<Статья> "Задачи Конференции мира".) В проекте построения школ-храмов, как реакции против индустриализма и милитаризма, говорится о превращении индустриализма в кустарную сельскую промышленность, а войска в орудие регуляции метеорического процесса, как главного дела в сельско-хозяйственном искусстве ("Обращение орудий истребления в орудия спасения от голода"). В построении школ-храмов исполняется заповедь Воскресшего ради искупления, или воскрешения, и совершается внехрамовая Литургия оглашенных, т. е. братотворение для исполнения долга благодарности, или Евхаристии, Богу и отцам.

Но и Музеи, сынами отцам воздвигнутые повсюду, с вышками для наблюдения неба, в теснейшем союзе с храмами Богу отцов, суть только начальное выражение знания, становящегося искусством или делом, которое получит настоящую силу только тогда, когда он, Храм-Музей, перейдет к самому праху отцов, а к вышкам будут присоединены орудия регуляции умерщвляющей силы (О Кремлях, или Центральных кладбищах, и о местных <кладбищах>, делающихся крепостями при всеобщей воинской повинности). При этом искусство делается таким, каким оно должно быть, т. е. не воссозданием подобия, а действительности, не Птоломеевским, а Коперниканским искусством, искусством теоантропическим, действием Бога чрез человека, внехрамовой литургиею верных и таковой же, <т. е. внехрамовой> Пасхою. При этом искусстве раздвоение между природою и человеком уничтожится, природа будет не слепою силою, а разумною волею, любовью сынов к отцам, а искусство - не мертвым подобием, не подобосущным рождением, а единосущным сынам воскрешением отцов. Оно будет всех умерших оживляющим и все миры сделает чрез них сознанием управляемыми. В искусстве, каким оно должно быть, осуждается творение подобий не в мире лишь искусственном, но и в мире естественном, <осуждается творение> подобий, рождением производимых, <осуждается> деторождение вместо отцетворения.

Под заглавием: "Искусство, как оно было и есть" - заключается История как факт, т. е. взаимное истребление, в особенности война - как действительность, а восстановление лишь художественное или словесное. В проекте школ-храмов, если он был бы утвержден Конференциею мира, История и должна бы рассматриваться как одно поле битвы, постепенно расширяющееся, так что все народы готовы принять в ней участие. Пред такою всемирною войною и является необходимость умиротворения или заключения союза на Памире между мнимыми обладателями суши (Россия) и океана - двумя Британиями. В храмах-школах самых низших География и История рассматривают землю как немирное жилище, обращающее землю в кладбище.

К сборнику <статей> - "Искусство как игра и как дело" - присоединяется необходимое введение о несовершеннолетии (для коего искусство есть лишь игра) и о совершеннолетии*, <т. е.> о существовании самостоятельном, трудовом, <о существовании> чрез самих себя в совокупности, в исполнении воли Божией, и для такого существования искусство есть уже дело, осуществление действительности, а не творение подобий. Выражением совершеннолетия будет такое объединение сынов, которое не только требует жить и умереть вместе, считая не вытеснение и не переживание** лишь настоящее, нынешнее, за смертный грех, но требует воскрешения всех, прежде живших, признавая бывшее переживание своих предков - как недостаток любви к праотцам - за величайшее преступление для сынов умерших отцов.

На сознании себя сынами умерших отцов основывается долг к отцам. Затем сын, как разумное существо, пришедшее в совершеннолетие, должен признать своею виною все, что делала слепая сила природы, делала, конечно, по бездействию разумной.

В религиозном смысле совершеннолетний - лишь от Бога родившийся, а не от похоти. Для разумного же существа, или в истинно научном смысле, совершеннолетие состоит в том, чтобы не было ничего слепого, несознанного, рожденного. В художественном смысле совершеннолетие требует действительности, а не подобия в мире не только искусственном, но и естественном. Деторождение есть творение подобий. Рожденное, получившее жизнь, т. е. себя не произведшее, не может считаться самостоятельным, трудовым, совершеннолетним, пока не возвратит жизни давшим, или, вернее, отдавшим ее. Возвращение жизни давшим ее в виде какого бы то ни было подобия указывает лишь на несовершеннолетие. В этом и заключается превращение плотской любви в духовную, <это и значит> чадами Божиими быти.

XIX-ти вековой юбилей Рождества Христова есть призыв к вере как делу. Вопрос же о деле общем - едином всех - есть вопрос ХХ го века как преемника XIX го века, естественное следствие того, что совершил XIX век, покрыв всю землю сетью путей сообщения, обнявших всю землю, давших ей внешнее объединение.