В той сторонке, где еще недавно можно было в грязную погоду, по выражению Гейне, унести полцарства на сапоге, в этой стороне хотя и нет теперь таких царств, но остаются те же пригорки, которые [некоторые] величают горами, те же ручьи, которые им кажутся громадными реками, - в этой земле отставной профессор, поднявшись на высоту, страшно сказать, шесть тысяч футов, почувствовал себя выше человека, даже выше времени, выше всепожирающего Хроноса, т. е. стал не только Ubermensch'ем, но даже UberСатурном или Сверххроносом. О, Заратуштра, живший у Памира, у этой кровли мира, чем должен тебе казаться этот эпигон, последыш, пыжик, для которого гора в 6 тысяч кажется недосягаемой высоты, который под твоим именем нагородил столько пошлостей? Не поразительно [ли], что этот профессор, ставший выше времени, открыл, что и он, стоящий выше времени, и все люди уже жили бесчисленное число раз и столько же еще будут жить и, конечно, столько же раз умирать, т. е. что все люди, не исключая Uberchronos'a, - игрушки времени. Впрочем, как не восхищаться еще раз - да не раз: в 24 года быть приглашенным в профессора классической филологии, таскаться по курортам... [Как не восхищаться, когда,] опьяненный наркотиками новейшего изобретения, ты верхом на символах подлетаешь ко всем истинам.

Впрочем, нет, тебе кажется, что если не всякий человек в отдельности, то, по крайней мере, подобные тебе Сверхчеловеки могут создать себе такую жизнь, какую им хочется, и таковая она и будет повторяться нескончаемое число раз. Неужели это "радостное знание", "утренняя заря" тех дней, которые будут оканчиваться смертными казнями? Заратуштра, который хотел, надо полагать, братства, а не сверхчеловечества, мог надеяться стать выше Хроноса и принудить его возвратить поглощенных им детей.

Ни Ницше, ни сам Соловьев, ни Фауст, так же как и Толстой, не были "сверхфилологами"*, а были "баричами", белоручками**, которым возиться с пылью библиотек, с костями и всякими обломками, останками отжившего (Музей) казалось очень низким, и эта четверка спешила туда, "где дышит все жизнию отрадной". Но где же эта страна, где нет смерти, нет трупов?

Эти баричи не любят возиться с материею, потому они всегда мистики. Истинный Сверхчеловек не тот, кто хочет быть выше всех людей, а тот, кто вместе со всеми хочет быть выше слепой природы. Сверхчеловеками могут быть люди лишь в их совокупности.

* * *

"Познай самого себя" послужило разделением на два сословия: помнящих отцов и забывших их, или знающих только себя, т. е. "Я" сделавших центром всей мысли и жизни⁵⁷. С появлением эгоцентрической [морали "познай самого себя"] равно "знай только свое собственное "Я", иначе "знай только себя", в строгом же смысле - "знай исключительно одного только себя". Кажется, только Макс Штирнер был один искренен, последователен. Называя Бога - конечно, одинокого - эгоистом, он себя считает единственным. Потому Ницше нужно считать не последователем, а исказителем Штирнера. Хотя больной декадент Ницше и говорит о "радости бытия, радости быть самим собой, (но. - Н. Ф.) той радости, которая заключает в себе и радость уничтожения"*. Конечно, с такой утонченностью понимания можно совершенно утратить здравый смысл (лучшим образчиком извращения смысла слов может служить следующее место: "Между тем наука воображает, что она в состоянии не только познать мир, но и управлять им и исправлять его. И в это великое заблуждение почти всегда впадают ученые". Ученые действительно полагают, что они могут управлять миром, разумея под миром физический кабинет, лабораторию. В этом крошечном мире некоторые ученые думают достигнуть управления и, конечно, не достигнут. Но для чего называть лабораторию миром?** Надо, к сожалению, сказать, что о настоящем управлении природою, как слепою силою, чрез знание (всех разумных существ) или о настоящем знании чрез управление рождающею и умерщвляющею силою для воссозидания и оживления ученые и слышать не хотят. Ученые - такие же блудные сыны, как и Ницше, этот пошлый мистик, и другие философы).

* * *

Наш век, очень мало Исторический, не одному Ницше кажется, а всем кажется "Веком по преимуществу Историческим"⁵⁸.

Мнение Ницше о чрезмерности Истории находит себе приверженцев в среде, ничего общего не имеющей с ницшеанством. Пошлые издевательства очень пожилого, теперь умершего, археолога над "Вечною Памятью". Невинный хамитизм добродушного автора "Древних Христианских Памятников", выразившего простодушно опасение за стеснение живущих умершими, когда услыхал о необходимости превращения нынешнего Именословного синодика в Исторический (дееописательный) и Лицевой на стенах храма, т. е. о первом шаге в деле оживления. Но и Ницше, и его невинные последователи были бы правы, если бы История ограничивалась поминовением словом, книгою и даже всеми художественными способами, тогда, конечно, памятники и кладбища стеснили бы жилища, поминальные трапезы стеснили бы брачные пиры, заботы об отцах ограничивали бы заботу о детях. Но не должно забывать, что чрезмерности Истории или времени соответствует чрезмерность пространства, вселенной (Астрономия). Бесконечности времени соответствует неограниченность пространства, и является Соразмерность (или чрезмерность превращается в соразмерность, которая исцеляет от хронофобии, боязни времени и боязни пространства). Одно и то же нужно и живущим, т. е. неумершим, и умершим. Для первых нужно продолжение жизни, а для последних - ее возвращение. Не было бы противоречия между поминками и брачными пирами в прошедшем, ибо пока существует смерть, возвращение жизни не было бы обеспечено, если бы сыны умерли бесчадны, безбрачно, следовательно. Уничтожьте поминовение, и брак превратится в сладострастие, в возврат к животному.

* * *

Фр. Ницше, этот последний язычник, все упование возлагает на пришествие Антихриста (подобного Цезарю Борджиа, которого он называет антихристом, [2 слова неразб.]), называя это пришествие единственною светлою надеждою нашего времени, когда будто бы христианство изгнало всякую радость⁵⁹. Себя Ницше скромно не считает антихристом. Он изучил, очевидно, классических писателей не умом, но всей душой; он жил классицизмом. И христианство Ницше, по-видимому, отождествляет с идеализмом и стоицизмом. По Ницше, Бог, созидающий мир, остается при идее, а Сын Человеческий, воскрешающий отцов, возвращает им не действительное тело, а призрак.

* * *

Для завершения характеристики Ницше нужно еще сказать, что Заратуштра лжет, когда говорит, что не ищет счастия, а ищет дела⁶⁰. Он проповедник вечного несовершеннолетия человеческого рода с дядьками в виде сверхчеловеков. Жизнь - только школа, в которой большинство остается учениками, не достигшими полного познания, понимания, а наставники остаются непонятыми. Бесконечные же возвраты суть лишь нескончаемый ряд зрелищ или игр (вечная жизнь - бесконечный ряд игр, прерываемых интервалами смерти), и зрители, вечно занятые играми, заслуживают названия не сверхчеловеков, а недорослей.

* * *

Плывя по течению, Ницше воображает, что плывет против течения"⁶¹. Учить наш век эгоизму не безумие ли? В проповедниках альтруизма он, по слепоте, не видит лицемерия.