[Нужно] признать категории привычками³⁴, имеющими местное и временное значение, верными, но лишь относительно и условно, для [чувствующего и мыслящего] существа, [а] относительно слепой вещи или слепой силы верными даже безусловно. Полагать же эти законы границами деятельности разумных существ, взятых в совокупности, было бы верхом беззакония, а между тем все практические философии предполагают уже это беззаконие, считают его аксиомою. Поэтому практическая философия старается ввести справедливость во взаимное стеснение. Тесни своего ближнего* (без этого уже нельзя) и себя позволяй настолько же стеснять.

Ни одна система практической философии не возвышается до общего дела, ни одна не говорит о том, чтo нужно делать людям в совокупности, и это в то время, когда община человеческая** поделила последний запас свободных земель на земном шаре, т. е. в Африке и Австралии, вовсе не думая о том, что до ближайшей земли, отделенной не безводною, а безвоздушною пустынею, считается с лишком триста тысяч миль и на самой этой земле или дочери нашей земли нет ни воды, ни воздуха, нет условий жизни для существ, которые не способны сами их создавать, которые привыкли жить на готовом, даровом. (А легкомысленно только смеются.) Всякий согласится, что луна может сделаться жилищем только таких существ, которые сумеют дать ей атмосферу и вообще все условия, необходимые для жизни. Те же существа, которые не умеют управлять и исправлять свой дом устроенный, т. е. землю, еще менее могут достроить только что начатое строение или возобновить разрушающееся строение.

Но если для разума метафизического и позитивного самый вопрос о внеземном пространстве не как понятии или представлении, а как распространении, как движении составляет безумие, то по инстинкту люди, сами того не подозревая, занимались этим вопросом и продолжают заниматься: высчитали же расстояние до Луны, проведали же, что там нет ни воды, ни воздуха, хотя разум отрекается от этого вопроса и передает его фантазии. Запас силы на земле ограничен. Человеческому роду следует подумать о том, какое дать назначение этому капиталу ввиду предстоящего земельного кризиса. А на думу он может сойтись в виде международного съезда или собора.

Важность этого вопроса, предусматривающего недостаток земли в ближайшем будущем, заключается в том, что этот вопрос сближает в себе дело предков с делом потомков. Если бы люди были действительно разумные существа, т. е. такие, которые понимают свое настоящее положение и действуют сообразно этому положению, то что они должны бы делать в предведении приближающегося недостатка земель, чтобы хотя не проклинали нас наши потомки? Искать ли новых земель вне земли? Но для этого нужно заняться самою землею, нужно то, чего недостает новым землям, например, Луне, и что на земле дается даром, сделать произведением труда. Разумеем труд не врознь, в одиночку, [говорим] не о труде лишь братства, а о труде рода. Если для перехода потребуется, чтобы человек стал весь - плодом труда, чтобы в нем не было дарового, чтобы рожденное обратилось в воссозданное, то очевидно, что вопрос будет не о потомках, не о тех, которых не было, а о воссоздании тех, которые прежде были, т. е. вопрос о предках. Или если признать переход невозможным, то человеческому роду нужно наложить на себя нравственное воздержание с целью прекращения деторождения, но в таком решении вопроса, хотя средство будет нравственно, но цель безнравственна. Только в воскрешении и цель, и средство нравственны.

Prius³⁵, необходимое предположение всякой практической философии есть фатализм, слепо верящий, что человек обречен на неродственность и смертность (что, как мы видели и еще увидим, есть одно и то же). Закон взаимного стеснения и вытеснения предполагается роковым и неизбежным. Практическая философия и ограничивает свою задачу равномерностью или закономерностью стеснений между людьми. Что касается [до] закона вытеснения, до долга сынов к отцам, то практическая философия нашего времени вычеркнула этот вопрос из своей программы: она освободила сынов от долга, а закон вытеснения, смерть этим самым признала неизбежным. Она осмеяла все обряды, обычаи, исполняя которые, сыны полагали, что они служат отцам, и этим отвергла народную религию. Если изображают смерть в виде скелета, то изображают ее как следствие, если же хотят изобразить как причину, то нужно представить ее в виде цветущего юноши, ибо цветущее развивается за счет отцветающего. Если отец, худея, обращаясь в скелет, радуется, видя расцветающие силы сына, то это только тогда согласно с всемирным законом нравственности, когда и сын не забывает своего долга к отцам. Если же хотят изобразить общую причину смерти, то нужно представить мрак, тьму невежества или то, что называют светом нынешней философии, особенно практической.

Практическая философия оттого и узка, что она от теоретической отделена. Без знания нет, невозможно дело. Пока теоретическая бесчувственная философия любуется стройностью законов стеснения и вытеснения, любуется небесным сводом, и практической оставалось только восхищаться внутренним долгом, ибо надлежащего приложения он иметь не мог.

Но если практическая философия равнодушна к делу отцов и предков, то она не отвергает долга к сынам и даже к потомкам, а потому вопрос о всеобщем земельном кризисе не может быть безразличен для нравственной философии. Поземельный кризис требует, чтобы долг к потомству стал делом. Для горожан этот вопрос не будет понятен. Крестьяне же, особенно малоземельные, легко поймут даже всемирное значение этого вопроса. Время образования для села наступит, когда астрономия получит практическое значение, а не будет только предметом любопытства. Время, когда не останется ни одной десятины незанятой земли, гораздо меньше того, которое нужно для исследования ближайшего к нам небесного пространства, т. е. самой земли как небесного тела, только нашим невежеством не признаваемой небесною и даже нашими делами лишаемой такого достоинства. Посвятить крестьян в этот вопрос легко, сказав, что у Отца Небесного обители многи, и сама земля есть небесная обитель, обезображенная нашими делами, что требуется только большой труд; но пока не потребуется делового участия с их стороны в этом вопросе, бесполезно и знакомить их с этим вопросом.

Что значит обезображение земли как небесного тела, небесной обители, и что значит возвращение ей небесной красоты? Земля живет в небе, оживляется небесною силою Солнца, оживляется, но в неизвестной нам степени, и светом самых отдаленных миров и космическим веществом вселенныя. Но такую жизнь земли мы только, и то изредка лишь, представляем, а участия в ней не принимаем, а все наши бедствия происходят от того, что мы участия [конец листа, далее не сохранилось.]