Настоящее Евангелие утрени Великого Пятка (7 и 8 Евангелия), состоящей из чтений Евангельских, и есть Евангелие, т. е. радостная весть в этот день глубокой печали, весть о спасении разбойника⁸². Эти два Евангелия, отделенные лишь покаянным псалмом, составляют как бы одно Евангелие. Ексапостиларий этого дня, заменивший "чертог" первых четырех дней страстной седмицы, посвящен также благоразумному разбойнику, удостоившемуся вступить в этот чертог Царствия Божия⁸³. Из всех лиц, замечательных по злобе и любви, вызываемых чтением Евангелия, ни одно не приковывает так внимание, как личность этого разбойника. Кроме первого Евангелия, как единственного, которое нельзя ставить в ряд с другими, 2 ое Евангелие выводит первосвященника Анну, этого саддукея-эпикурейца, главного противника воскресителя Лазаря; 3 е Евангелие выводит архиерея "лету тому" Каиафу; 4 ое - Пилата, этого малодушного судью, руками коего Анна и Каиафа совершили убийство; 5 ое Евангелие, кроме раскаяния и самоубийства Иуды, - как в предыдущем отречение Петра, - говорит о загадочной личности Вараввы, который был также разбойник, только не благоразумный, - благоразумный разбойник, конечно, поступил бы иначе, если бы был на его месте; 6 ое Евангелие <выводит> Симона Киринея, селянина, мужика, облегчившего крестную ношу Христа. Греки в своей службе на утрени Вел<икого> Пятка выносят запрестольный крест после пятого Евангелия, которое оканчивается упоминанием о Симоне Киринее, и утверждают его (крест) среди церкви. В 6 и 7 <Евангелиях> упоминается о разбойниках, распятых со Христом, но только восьмое говорит о благоразумном разбойнике и его последователе - сотнике, может быть из тех воинов, которые издевались, облекая Его багряницею, может быть и у этого разбойника была минута, когда и он увлекся общею ненавистью к Воскресителю, как свидетельствует о том Матфей. 9 ое Евангелие выводит Матерь и любимого ученика, - и греки, более нас чуткие, - услышавши эти слова - "стояху при кресте Иисуса", - выносят иконы Богоматери и Иоанна Богослова. 10 е Евангелие выводит Иосифа Аримафея, а 11 ое Евангелие - Никодима, но икон ни Иосифа, ни Никодима и греки не выносят ко Кресту, хотя последовательность, казалось бы, требовала такого выноса. 12 ое Евангелие не выводит нового лица, а погребает самого Господа.

Обращение разбойника - это поворотный пункт в истории страдания. До сих пор предательство, отречение, бегство учеников, издевательство и надругательство князей, воинов и всего народа, сбежавшегося на позор сей. С мольбою разбойника, с исповеданием (как это говорит херувимская Песнь на литургии Великого Четверга, соединенной с вечернею Великого Пятка, где уже не "тайно образующе херувимов", а явно, как разбойник, исповедуем и молимся о Царствии Божием и оно наступает), - за разбойником обращается сотник, - а по Матфею - "и иже с ним" стрегущие Иисуса, - и за сотником эти "вси", которые "биюще перси своя возвращахуся", - возвращались уже другими, новыми людьми. И немного нужно было, чтобы этот народ, который еще так недавно с таким восторгом встречал Победителя смерти, Воскресителя Лазаря, а потом, несколько часов тому назад, с такою яростью требовал смертной казни для Воскресителя, - теперь, как один человек, пал бы к подножию креста. Внутренне это совершилось для Иерусалима, для Палестины, для всех, пришедших на праздник. Нет сомнения, - все лучшее в еврействе перестало быть иудейством...

После лицемерного целования, после явного выражения самой дикой злобы неведающих, что творят, после поругания, заушения, оплевания, биения, - ругательств, наконец, самих сораспятых, - всеми оставленный (одинокий), Он слышит безусловно искреннее слово сораспятого, мольбу о том, чему Он посвятил всю жизнь, мольбу о Царствии Божием. В этой мольбе видим переход от мира борьбы (разбоя) к миру объединения, братского сочувствия в деле отеческом, переход от мира ребяческого разрушения всех родственных уз к миру детской, сыновней чистоты. Слово "рай" в устах всеми оставленного, почувствовавшего весь ужас одиночества, должно представлять противоположность миру лицемерия, злобы. - Рай, конечно, не сад, а Царствие Божие, мир нелицемерной любви, искренности, чистоты, кротости… В самой просьбе разбойника, выходящей из искреннего сердца, уже полагается, предначинается рай, Царствие Божие. За разбойником последует сотник и "стрегущии", затем "все" биющие в перси, а за ними весь мир. А для объединенного во Христе рода поминовение, т. е. восстановление в мысли, не отделяется от воскрешения на деле, - это и есть "рай".