Не изумительно ли, что Ренан, дошедши в своей "Жизни Иисуса"⁷⁰ до момента Его смерти, не мог, очевидно, примириться с нею, ибо пожелал, чтобы все знание (знание, конечно, всех людей) восстало против смерти, и ощутил надежду, что когда-нибудь знание, может быть, этой цели и достигнет?* Не значит ли это, что Христос даже и в этом неверующем Своею смертию смерть попрал?.. И эта мысль не была минутною, мгновенно угасшею искрою в душе Ренана: она вылилась в целую статью в виде письма к химику Бертло⁷¹ о воскресении, хотя уже и не действительном. Очень может быть, что Ренан признал бы, наконец, человеческий род орудием Бога отцов в исполнении этого дела, дела истинно-христианского и истинного призвания человечества. Но бездушный химик не мог возвыситься до этой мысли, и Ренан согласился с ним как со специалистом по химии, не принявши во внимание того, что лабораторная химия есть лишь детское, недоразвитое состояние истинного знания, творящее только подобия того, что совершается в самой природе, о регуляции коей ни ограниченный естествовед-наставник, ни его доверчивый ученик-критик не имели никакого представления; оба не подозревали, что настоящей лабораторией, способной решить поставленный вопрос, должна быть не тесная искусственная ученая клетка замкнутого от жизни "специалиста", а собственный организм человека и вся окружающая природа.

Как человек уже ничего сыновнего не чувствующий, равнодушный к праху отцов, ученый специалист думает уничтожить земледелие, а не превратить его в воскрешение, ибо земледелие, обращенное во всестороннее исследование, неизбежно приводит к воскрешению, к возвращению праху той же жизни, каковую он имел. Говоря, что резать домашних животных мы не будем, ученый химик не пояснил, однако, перестанем ли мы резать друг друга? А между тем, пока питание не станет созиданием, до тех пор мы будем лишать жизни живущее! Бертло, очевидно, сам того не замечая, хочет увековечить несовершеннолетие науки и человеческого рода, ограничивая знание опытами кабинетными, игрушечными.

Влияние Бертло на Ренана было неблаготворное; оно ограничило его разум, и с тех пор мы уже не встречаем у него той великой мысли, которая блеснула в его душе при взгляде на Христа распятого. Вслед за ответом Бертло для Ренана начинается падение; он становится пессимистом; сочиняет сциентифичный ад…⁷²

Много было писано о Ренане; но заметил ли кто, что происходило в душе его при описании Страстей Господних? Отметил ли и сам Ренан в своих воспоминаниях состояние души своей в те дни, когда изображал последние часы земной жизни "Несравненного (как он выражается) героя страдания"? Вспоминал ли он и при смерти о той светлой мысли, которую пробудил в нем столь живо представленный им Распятый? Вспомнил ли Ренан тот миг, когда сам он, скептик и отрицатель, был так близок к спасению, "le temps auquel tu as ete visite"?⁷³ Прямо трагично, что мыслитель и писатель, такими талантами наделенный, найдя сокровище, не оставил всего ради него, и вместо скептической истории "Происхождения христианства"⁷⁴, не написал того, что должно быть завершением христианства, не заменил "происхождения" "завершением", воскрешением, и потому не понял и самого "происхождения", самого Воскресшего и Воскресителя!..