Вифания!.. Это небольшое селение нужно поставить выше Вифлеема, не давшего места в своих стенах родившемуся Христу, выше Назарета, собиравшегося убить своего пророка, выше Иерусалима, убившего Его и не давшего места в своих стенах Умершему, как Вифлеем не дал его Родившемуся. Вифания же признала отвергнутого Мессию в высшем смысле, в смысле Воскресителя: она стала единственным местом, где "Неимевший, где главу подклонити"⁴⁹, нашел себе не только приют, но как бы отчий, родной дом, дышавший чистою, детственною любовью.

К тому должны были иметься и столь же чистые, столь же действительно детственные, сыновние побуждения. Мы верим, что они были, и осмеливаемся указать на них. И если нам скажут, что "этого нет в Евангелии", мы ответим: там сказано, что Христос любил Вифанию, любил Лазаря, а этим сказано все.

Лазарь не был учеником, не был и апостолом; но он был выше того и другого. Вне всякого сомнения, он, подобно сестрам своим, был прилежным и понятливым слушателем учений Господа и распространителем их. Уже одним тем названием, которым удостоил его Христос, названием "друга" - другого Я - сказано так много, что и говорить дальше ничего не осталось. В нем Сын Божий нашел то, что желал видеть в сынах человеческих, - нашел близкое подобие Себе. В сыне Симона Прокаженного*⁵⁰ Он открыл чистую детственность, не утратившуюся в зрелом возрасте; а детственность была основным требованием учения Христова. Страшная болезнь отца могла показать во всей силе любовь сына. Судьба отца, постигнутого ужасною болезнью, сделала Лазаря способным понять учение, которое не только возвышало униженных**, но и обличало всю тщету богатства и всего, чем обычно превозносятся люди. Сознание тщеты богатства и выражено в притче, которая не удостоивает даже назвать богача по имени.

Тотчас же после сошествия с Горы Искушения, находившейся между Иерихоном и Вифаниею, или же перед первым входом в Иерусалим, Христос исцелил отца Лазаря⁵¹. И, конечно, возвращение отца детям было превосходным началом спасительной деятельности Крещенного от Иоанна, было Его первым живоносным подвигом. Таким образом первым делом у стен Иерусалима было исцеление отца, а последним, перед последним входом в Иерусалим, было воскрешение сына. Когда решение относительно Иисуса уже было принято синедрионом, исцеленный от проказы отец будущего воскрешенного бесстрашно устроил вечерю и пригласил на нее своего Исцелителя и Воскресителя своего сына⁵², в твердой, конечно, уверенности, что боязливые саддукеи не осмелятся наложить руку на Иисуса в преданной Ему Вифании; а, может быть, и самую вечерю устроил он именно с целью побудить синедрион отказаться от принятого решения, показывая, какую преданность имеет народ к гонимому Пророку-Воскресителю.

На Вифанской вечери, конечно, присутствовали Иосиф и Никодим и новообращенный Закхей⁵³ и все чаявшие пришествия Царствия Божия; так что в этот момент смиренная, сельская Вифания и была столицею зарождающегося Царства Божия, в котором присутствовали не одни мытари и грешники, предваряющие праведников, но и Воскреситель, и (будущий) воскрешенный. Последнему (Лазарю) пути Царствия Божия были ведомы, заповеди его были им исполнены, они жили в нем, а потому и болезнь его была "не к смерти, а к славе Божией", и на нем явилось "в силе" дело Божие⁵⁴.

На этой вечери явлена была во всей убедительности и ясности естественная бедность сынов человеческих и бессилие богатства. К чему богатство при такой болезни, как проказа, при таком ужасе, как смерть?.. Представителем "социальной" нравственности, для которой все зло заключается в имущественном неравенстве, был здесь Иуда⁵⁵. И невозможно было глубже унизить "социальную" нравственность, как сделать представителем ее Предателя.

Вечеря, устроенная исцеленным от проказы Осужденному синедрионом, была выражением благодарности бесстрашного отца за словно предчувствуемое им возвращение сына к жизни и за совершившееся уже возвращение дочери от падения к великому долгу⁵⁶. Эта вечеря, как только разнеслась весть об осуждении, не могла не собрать не только двенадцати и семидесяти учеников, но и всех исцеленных, утешенных, обращенных, всех слышавших и принявших слово спасения, всех, у кого Его слово пало на землю добрую, всех, от окрестностей Тира и помория Сидонского до сельской Вифании. Этот сонм был великою нравственною силою, настолько внушительною, что синедрион, если и не отказался от принятого решения, то все же не отважился действовать открыто и заменил явные мероприятия скрытым коварством. Зная, конечно, о пребывании Воскресителя, как обличителя саддукеев, в Вифании, синедрион должен был однако прибегнуть к подкупу и ночному взятию. Вифанская Вечеря показала, что не только небо могло послать легионы ангелов, но и земля могла выставить легионы готовых пожертвовать жизнью за безоружного Воскресителя, если бы только Он пожелал этого. Но Он не пожелал… и потому страдание Его было безусловно вольное. Зная Свою силу и влияние, Он не только не воспользовался преданностью Своих приверженцев, но даже употребил все усилия удалить их, а Сам, осужденный синедрионом, вступив в Иерусалим, очистил храм от осквернявших святыню.

Таким образом Вифанская Великая Вечеря была, можно сказать, вселенским собором, в котором были представлены 12 колен Израилевых и 70 языков рода человеческого; здесь были и хананеи, осужденные ветхим законом на истребление; здесь были самаряне, презираемые иудеями и ставшие образцом милосердия; были здесь представители и главных направлений духа (ума) человеческого: фарисеи, к которым принадлежал раньше и сам хозяин, исцеленный одновременно и от физической, и от нравственной проказы - фарисейства; были здесь и саддукеи-эпикурейцы, образумленные и примиренные Христом-Воскресителем; ложно-веровавшие, бывшие неверующие и истинно-веровавшие - все, в лице и в делах Воскресителя, нашли разрешение своих недоумений, сомнений и отрицаний, все пришли в согласие и в единство любви.

Эта была воистину Великая Открытая Вечеря, достойная быть поставленною на ряду с Тайною Вечерею. Она и воспоминается Церковью накануне Тайной: на последней установлена была евхаристия; на первой - елеосвящение. За одним исключением, она была собранием всего лучшего, ставшего против синедриона, этого собрания всего худшего, впрочем, также с одним небольшим исключением, если на собрании осудивших Христа был Никодим. На Открытой Вечери было столько же избранных, сколько и званных, за исключением "Сына погибели", злоумыслившего против Сына Человеческого.

Подобно тому, как Великую Открытую Вечерю мы ставим рядом с Тайною, так точно сближаем мы и воскрешение Лазаря с воскресением Христовым, а торжественный вход в Иерусалим - с крестным выходом из Иерусалима. Воскрешение Лазаря было величайшим нравственным подвигом, пожертвованием собственною жизнью для возвращения жизни "другу", подвигом, в коем Сын Человеческий объявляет Себя Мессиею-Воскресителем и тем самым открывает и всем сынам человеческим истинный смысл и истинную цель жизни. Вечеря, следовавшая за воскрешением Лазаря, была собранием всех просвещенных и исцеленных, до Лазаря включительно, в продолжение трехлетнего служения, как очевидный, осязательный плод всей жизни Христа. На таком именно собрании подобало быть учрежденному и действительно было учреждено соборование, объединение в деле исцеления.

Торжественный вход со всем собором просвещенных и исцеленных в Иерусалим, вход с плачем о его (Иерусалима) близком разрушении был преображением храма иудейского в дом молитвы для всех народов, был созданием центра объединения их. Задача римского правителя состояла в том, чтобы поддержать установителя всеобщей религии против иудейской исключительности; но одержала верх последняя, и вот тогда-то торжественная и Открытая Вифанская Вечеря превратилась в Тайную, Иерусалимскую, а торжественный вход в Иерусалим заменился крестным выходом из Иерусалима. Но Вифания не отсутствовала и здесь; ее любовь сопровождала Грядущего на вольную смерть и Умершего на кресте: бережное снятие со креста, положение в пещеру, помазание израненного тела ароматными маслами - все это было свершено любящими руками не одного Иосифа, не одного Никодима, но и, конечно, Лазаря, даже преимущественно, надо думать, Лазаря. Вифания же, в лице сестры Лазаря, оплакивала почившего Христа, и она же, ликуя, встретила Его, воскресшего.

Вифанская Вечеря в вышеизложенном смысле, можно сказать, просится на картину. На этом соборе - все Евангелие в лицах. Слышавшие Слово о Царствии Божием могут быть изображены со свитками, на коих начертаны притчи, повествующие о таинственном росте зерна Царствия Божия из зародышей, незаметных для слепых наблюдателей-историков; но рост этот не есть слепое, бессознательное развитие или непроизвольное явление, а процесс сознательного и добровольного собирания рода человеческого в единство, до последнего человека включительно. Затем изображается ряд исцеленных по частям и в целом: хромых, слепых, сухоруких, расслабленных и, как завершение этого сонма, - воскрешенный Лазарь. Далее - ряд лиц, у которых учение Христово должно быть написано в сердцах их: к таковым можно отнести Закхея и Матфия - мытарей, жену-самарянку, хананею, Иосифа, Никодима, Марию из Магдалы и, наконец, еще раз Лазаря, в сердце коего должна быть представлена сама Нагорная Проповедь...⁵⁷